Антуанетта Мэй - Жена Пилата, или Тайна прокуратора

Мои украшенные драгоценными камнями сандалии поскрипывали, когда я быстро шла по дорожке, пролегавшей среди подстриженных самшитовых кустов, лавровых деревьев, гранатов и реликтовых сосен. Я села на уединенную скамейку у бассейна. Напротив меня мраморная Венера с постамента смотрела на клумбу из бледно-розовых роз. Я вспомнила о маме, больше всего любившей розовый цвет и почитавшей Венеру за то, что та щедро одаривала ее. Если Тиберий обвиняет в соучастии в преступлении тех, кто впал у него в немилость, то мои родители, несомненно, первые в их числе. Как жаль, что сейчас мамы нет со мной. Многое хочется с ней обсудить. Я никогда не чувствовала себя такой одинокой.

Подняв голову, я увидела мужчину, стоявшего под аркой. Как долго он наблюдал за мной?

— Кто здесь? — воскликнула я и встала со скамейки.

Он вышел из тени на свет от горевшего факела.

— Вы не помните меня?

— Нет, — нерешительно ответила я, поправив на плече палу. — Вы гость в этом доме?

— Да, конечно.

— Я не видела вас.

— Но я вас видел. — Он говорил с небольшим, незнакомым мне акцентом.

Красивый, но внешне грубоватый, он был высок — наверное, на голову выше Пилата. Что-то мне показалось в нем знакомое. Когда он улыбался, складки обрамляли его губы.

— Это было давно. На гладиаторских играх. Вы подняли вверх большой палец.

На меня нахлынули воспоминания. Насмешки Ливии и Калигулы. Охватившая меня паника. Лицо молодого гладиатора, улыбавшегося, решительного и такого мужественного. Возникшая вдруг уверенность в его победе. Всеобщее возбуждение, кровопролитная схватка. Двойной триумф — мой и его.

— Не может быть! Вы — тот самый гладиатор?

Он подошел ко мне ближе и слегка поклонился:

— Я — Голтан. Вы, наверное, и не помните, как меня зовут?

Я поправила завиток волос, выбившийся из моей аккуратной прически.

— Конечно, помню. Как я могла забыть? Но Голтан, которого я помню, был почти мальчишка. Если мне не изменяет намять, он был рабом.

— Мальчишки вырастают. А тот, что перед вами, больше не раб.

Я посмотрела ему в глаза:

— А что вы здесь делаете?

— Пришел, чтобы встретиться с вами.

Я уставилась на него, онемев от изумления.

— Не удивляйтесь. Мне всегда было интересно знать, что сталось с девочкой, предсказавшей мою победу.

— Вы не представляете, мне тоже памятен тот день. Столько воды утекло с тех пор! Моя жизнь и жизнь моей семьи изменилась так неожиданно. А как ваши дела? Зачем вы приехали в Антиохию?

— Мне повезло. В последний раз, когда вы видели меня, я одержал первую победу, а потом их было много. В конечном счете я выкупил себе свободу и приобрел еще немало чего. — Улыбка промелькнула на его губах. — Я приехал в Антиохию на игры и сражался вчера.

— И очевидно, победили. Жаль, я не знала.

— Вы не ходите на игры?

— Не часто. — Я замолчала, изучая его. На нем была туника и тога из белого тончайшего египетского полотна. Тога крепилась брошью с рубином, самым большим из тех, какие я когда-либо видела. — Должно быть, у вас есть все, что вы желаете.

— Наверное, у вас тоже.

Я кивнула и улыбнулась, почувствовав иронию в его словах.

— У вас все та же обворожительная улыбка. — Я подавила в себе глупое желание провести пальцем по выемке на его подбородке, дотронуться до ямочек на щеках. — Женщины находят вас неотразимым.

Он пожал плечами:

— Кому-то нравится играть с огнем.

— А вам? Вы продолжаете рисковать жизнью и сейчас, когда вы — свободный человек?

— Почему бы нет? Это единственный способ для многих из нас быстро заработать много сестерциев. Вам это трудно понять, вы всегда были при деньгах.

— Не всегда, уверяю вас.

— Но сейчас-то уж точно.

— Ныне я не придаю им большого значения. За сестерции не купишь, чего тебе действительно хочется.

— Например, верность мужа.

Я пала духом. Неужели моя личная жизнь настолько является достоянием всеобщей гласности, что даже странствующий гладиатор знает о ней?

— Мне никто ничего не говорил, — сказал он, будто прочитал мои мысли.

— Тогда как вы узнали?

— Я увидел вас, когда вошел. Вы так пристально смотрели на него в то время, как он разговаривал с блондинкой.

— Вы заметили слишком многое.

— Арена приучает видеть все и вся. От этого зависит, останешься ли ты в живых или нет.

Я немного помолчала.

— Вы долго будете в Антиохии?

— Я завтра должен отправиться в Александрию, если...

— Это невозможно!

— А что возможно?

Некоторое время мы неотрывно смотрели друг другу в глаза.

— Этого никогда не могло бы быть, — сказала я, усомнившись в своих словах.

— Ваш муж — глупец.

— Простите...

— Глупец, потому что легкомысленно относится к вам, причиняет вам боль. Глупец! — повторил Голтан, как мне показалось, сердито.

Я слегка погладила его по руке и отвернулась, боясь, что у меня вот-вот покатятся слезы.

Он положил руки мне на плечи.

— Пилат просто играет. Я знаю людей этого сорта. Он неравнодушен к богатым женщинам, потому что у них есть власть. Вероятно, он использует их в своих интересах. Это — просто игра. А любит он вас. Как же может быть иначе?

Наши взгляды встретились. На секунду я подалась вперед, потом опомнилась и высвободилась из его рук.

Не оглядываясь, я побежала через сад, обратно в освещенную комнату, туда, где находился Пилат.

Я любила и ненавидела Пилата, ненавидела зависимость от него. Снова и снова прижимая его к себе, отдаваясь ему, я думала о ребенке, которого я страстно хотела, ребенка, который удержит его навсегда.

Однажды утром, встав из-за стола после завтрака, он поцеловал меня, взял свои таблички и стержни для письма и собрался уходить. В дверях он остановился и обернулся:

— Сегодня днем мы с Плутонием отправляемся охотиться на кабанов. Может быть, вернемся только завтра.

— Я впервые об этом слышу.

Неужели мое средство перестало действовать?

— Ладно-ладно! — Нетерпение послышалось в его голосе. — Ты как ребенок, Клавдия. У тебя наверняка будет чем заняться. Думай о поездке в Пергам. Плутоний и Семпрония уезжают на следующей неделе.

Плутоний, бывший подручный Пизона, не заслуживает доверия. Его льстивая жена не лучше.

— Они мне не нравятся, — призналась я.

— Плутоний — верный человек. Он будет присматривать за тобой. Ты не можешь ехать одна.

— Я вовсе не хочу ехать.

— Но ты поедешь. Ради меня и династии, которой мы положим начало. — Пилат взял меня за плечи, поцеловал в нос и был таков.

В тот же день я вдруг решила посетить храм Исиды. К моему удивлению, служительница сразу провела меня в библиотеку мистагога. С трех сторон в ней стояли высокие, до самого потолка, шкафы из кедрового дерева с выдвижными ящиками, заполненными папирусными свитками, а с четвертой — располагался алтарь Исиды.