Антуанетта Мэй - Жена Пилата, или Тайна прокуратора

— Господин никогда не позволил бы...

— Откуда вам известно, что придет на ум прокуратору? — оборвала я его, но потом примирительным тоном добавила: — Один из целителей Ирода обещал показать мне редкую траву от головной боли, которой страдает мой муж. Этот чародей весьма осторожен и подозрителен. Он откажется, если вообразит, что вы следите за ним. Отправляйтесь, — приказала я, — и не оборачивайтесь.

Рахиль покачала головой, когда охрана удалилась.

— Ну и выдумщица вы. Вам бы не поздоровилось от Яхве.

— Может быть, — согласилась я. — Если бы я в него верила.

— Но от господина вам так легко не отделаться, — напомнила она. — Вы так рискуете, да и само событие... Все это ни к чему. Он придет в ярость, когда узнает.

— Если он вообще когда-нибудь узнает. С благословения Исиды, будем надеяться, этого не произойдет. — Я судорожно вздохнула.

Уже несколько недель я изображала примерную жену: ходила только туда, куда хотел Пилат, встречалась только с людьми, с которыми он хотел, чтобы я встречалась. Мириам — моя подруга, я любила ее и намеревалась поддержать в принятом ею решении, независимо от того, одобряла ли я его или нет. Кроме того, что-то подсказывало мне, что я должна отправиться в Кану, и я настроилась ехать туда.

Так тому и быть!

— Даже если Пилат узнает, что он может сделать? Запретить мне думать об этом? Не теряй времени. Давай переоденемся.

Мы облачились в простое платье. На мне была серая хлопковая туника и белая накидка с синими полосками, а из украшений — только давно подаренный мне жрицей из храма Исиды золотой систрум, да и то убранный под платье. Мы отказались от экипажа, предложенного владельцем гостиницы, и поехали на ослах.

— Никто не узнает нас, — уверила я Рахиль.

Выбранный осел ткнулся мордой мне в плечо. Милое животное, не то что норовистые скакуны, на которых я обычно ездила. Я потрепала его за уши.

Сепфора — возрождающийся город. После смерти Ирода Великого здесь собирались зелоты, задавшиеся целью изгнать римлян и скинуть Иродиадов. Возмездие не заставило себя ждать. Из Сирии в Галилею вторглись римские войска, расправились со смутьянами и сровняли Сепфору с землей. Несколькими годами позже Ирод Антипа поднял город из руин и сделал из него административный центр. Он стал процветать и очень напоминал римский город. В общественных нимфеях вода струилась из сосков Венеры. Над входом в общественные бани возвышалась статуя обнаженного Аполлона. По обеим сторонам лестницы, ведущей в театр, стояли скульптуры веселого Диониса.

— Евреям это, должно быть, жутко не нравится, — сказала я Рахили, когда наши ослы плелись за повозками и каретами.

— У них и без этих изваяний хватает проблем, — ответила она. — Доносчики Ирода снуют повсюду. Вынюхивают, кто уклоняется от уплаты налогов.

По дороге в Кану, находившуюся в двух-трех часах езды на север, мы проехали несколько небольших деревень, нам попадались хлебопашцы и пастухи, кому жильем служили сложенные из камня и теснившиеся друг к другу, окруженные выгонами и полями хибары. Казалось, что они навечно вросли здесь в землю.

Как только мы въехали в пригород Каны, до нас донеслись бой барабанов и звуки флейт. Мы пробирались по узким улицам городка, ориентируясь на музыку и громкое веселье, и вскоре, оставив позади ухоженный виноградник, оказались на вершине невысокого холма. Там, посреди оливкового сада, расположилась очаровательная вилла, которая по своим размерам превосходила любое жилье, попадавшееся нам на пути из Сепфоры. Вместе с небольшой группой гостей мы с Рахилью въехали на широкий двор. По какой-то причине мессия, ставший избранником Мириам, представлялся мне бедным крестьянином. Оказалось, что это не так. Цветущие посадки, бьющие фонтаны и мозаичные дорожки с замысловатым узором — все это говорило, что здесь живет состоятельная семья.

Несмотря на наше скромное одеяние, к нам подбежали слуги и помогли спешиться с ослов. Животных отвели на скотный двор, чтобы напоить и накормить, а я стала с любопытством озираться по сторонам. Женщины слетаются на свадьбы, как мотыльки на огонь, во всяком случае, мне так всегда казалось. Они смеются, болтают, суетятся, стреляют глазами. Здесь все было иначе. Гости втихомолку шушукались по углам, кое-кто позволял критические и даже недоброжелательные замечания.

— Ну и парочка: царь да шлюха, — громко засмеялась молодая женщина. — Каким надо быть дураком, чтобы польститься на такую! За него могла бы пойти любая.

Другие хихикнули, поправили розы в волосах и отошли в сторону. Недовольство и возмущение витали в воздухе.

Легкой, грациозной походкой к нам подошла женщина, одетая не по случаю в темные тона.

— Добро пожаловать в дом моего брата, — сказала она, как мне показалось, нерадостным голосом.

Я не успела произнести ни слова, как Рахиль вышла вперед и представилась:

— Рахиль. А это моя сестра Сара.

— Мария. Я — мать жениха, — ответила женщина и протянула нам руки.

— Мария? — переспросила я. За последний год я научилась немного говорить по-арамейски. Я хорошо понимала, что она говорит, но меня удивила ее сдержанная манера. Мария была высокая — передо мной возник образ ивы, трепещущей на ветру. Чувствовалось, что это добрая, воспитанная женщина, хозяйка хорошего дома.

— Вы знаете моего сына? — спросила она.

— Мы еще не удостоились этой чести, — объяснила я. — Мы — подруги Мириам.

— Неужели? — Мария удивленно посмотрела на нас. Может быть, ее озадачило, что могут делать здесь две крестьянки. Я тоже внимательно посмотрела на нее. Миловидная, с темными волосами, слегка тронутыми сединой, большие карие глаза, но, как я отметила, красные и опухшие. Для будущей невесты это не предвещало ничего хорошего.

— Я бы хотела увидеться с Мириам, — сказала я. — Где она?

Мария подозвала молодую женщину с кувшином вина в руке:

— Поставь его на стол и проводи наших новых гостей к невесте.

Мы последовали за служанкой в дом и прошли мимо удобных кушеток, резных столиков и сундуков. Я обратила внимание на фрески на стене и изваяния, но не богов и людей, а животных. Ничего подобного я не ожидала увидеть. Что за мессия жил здесь?

Мириам лежала на кушетке в комнате на втором этаже и тихо плакала. Ее утешала невысокая блондинка. Она обернулась, когда мы вошли. Мириам вскочила и бросилась обнимать нас:

— Клавдия, ты все-таки приехала! Молодец. Представляю, как ты рисковала...

— Исида хранит нас, — улыбнулась я, надеясь, что это так, и прижала ее к себе. — Дорогая, скажи, что случилось? Почему ты плачешь?

— Не пришел никто из моих родных. Не пожелал явиться никто из друзей по Риму. Я надеялась, что это будет самый счастливый день в моей жизни, но все ненавидят меня. Ты видела когда-нибудь столько грустных лиц?