Пьер Понсон дю Террайль - Бал жертв

В один вечер, зимою 1794, почти через год после смерти короля, сержант Бернье засиделся в кабаке на улице Андрэ-дез-Ар. Посетителей было мало. Бернье сидел за полуопорожненной бутылкой. С тех пор как отменили колокольный звон при тушении пожара, никогда парижские улицы не бывали спокойнее. Париж просыпался утром и, как гигант с тысячью голов и двумя тысячами ушей, слушал, как падает нож гильотины. Ночью зловещий шум прекращался, и палачи шли спать. Тогда Париж гасил фонари, запирал двери и окна и засыпал лихорадочным сном, наполненным мрачным кошмаром. Пока Бернье пил, президент одного соседнего клуба храпел под столом, а человек восемь санкюлотов лениво распевали пьяными голосами; на улице было так тихо, что можно было слышать, как муха пролетит или крыса пробежит. Вдруг поблизости от кабака, дверь которого осталась полуоткрытою, послышались шаги, неровные, поспешные, неожиданно заглушенные тревожным криком. Сержант Бернье прислушался, и в ту минуту, как он подносил руку к эфесу своей шпаги, в кабак вбежала женщина, пролепетав замирающим голосом:

— Спасите меня!

— Эта женщина была молода, прекрасна, несмотря на то что ее лицо было тронуто страхом, а изорванная одежда показывала, что она выдержала борьбу и вырвалась из лап какого-нибудь негодяя. Она остановилась на пороге, обвела взором гнусные лица санкюлотов и воинственную физиономию сержанта Бернье… Она побежала к нему, повторяя:

— Спасите меня! Спасите меня!

Бернье обнажил саблю и обнял эту женщину рукою. Другие шаги раздались на улице и остановились у дверей кабака. Сержант увидел человека с красным лицом, с окровавленными глазами, с пеной у рта; этот человек был в мундире и в эполетах.

— Капитан! — с изумлением прошептал Бернье.

Тот, кого он назвал таким образом, подбежал к женщине, прижимавшейся к сержанту и закричавшей в третий раз:

— Ради бога, спасите меня!..

Бернье выставил саблю, загородив женщину.

— Не подходите! — сказал он.

Преследователь замер на месте, а потом громко расхохотался.

— А, сержант, — сказал он, — не захотите ли вы теперь стать между мною и моей возлюбленной?

— Я не знаю, возлюбленная ли это ваша, капитан Солероль, — отвечал Бернье, — я вижу женщину, умоляющую меня о покровительстве, и даю его ей… Не подходите, капитан, или я проткну вас саблей.

— Черт побери! — сказал капитан, продолжая смеяться. — Разве вы не знаете, сержант, что если бы я захотел, то за слова, произнесенные вами, я мог бы отдать вас под военный трибунал?

— Ну, что ж? Меня расстреляют, и я по крайней мере спасусь от гильотины.

Женщина продолжала прижиматься к Бернье, говоря ему:

— Этот человек лжет, не слушайте его… Я совсем не то, что он говорит… Он мне противен.

— Чего же он хочет от вас? — спросил Бернье.

— Он хочет меня убить! — отвечала она, и зубы ее стучали от страха:

— Сначала ему придется убить меня! — сказал Бернье.

Сержант с такой уверенностью держал саблю, защищавшую эту женщину, что капитан не смел сделать и шаг вперед.

— Сержант Бернье, — сказал он, — вы проявляете неуважение к вашему начальнику.

Бернье пожал плечами, потом подал руку женщине и сказал:

— Пойдемте со мною, я отведу вас, куда вы хотите… Посторонитесь! Посторонитесь! — прибавил он, вертя клинком над головой.

Женщина цеплялась за него, а капитан Солероль был вынужден посторониться и пропустить. Бернье и таинственная незнакомка вышли из кабака.

— Куда вы хотите идти? — спросил сержант.

— Я не знаю, — отвечала она дрогнувшим голосом.

— У вас ведь есть квартира?

— Да, комната, здесь недалеко, в перекрестке Бюси.

— Пойдемте туда.

— О нет! Я боюсь.

— Кого?

— Его… Он придет туда! — прошептала она с ужасом.

Бернье гордо улыбнулся.

— Я отпущен на целую ночь, — сказал он, — и могу не возвращаться в казармы. Если вы хотите, я лягу на площадке лестницы, возле ваших дверей.

— Пойдемте! — сказала она и еще крепче прижалась к нему.

— Как вас зовут? — спросил сержант.

— Лукреция.

— Чем вы занимаетесь?

Она вздохнула и промолчала. Бернье понял. Лукреция была авантюристка.

— Что нужно от вас этому человеку?

— Капитану?

— Да. Этому негодяю Солеролю, который снабжает мясом гильотину и доносит на своих начальников…

— Этот человек, — отвечала Лукреция дрожа, — хочет заставить меня совершить преступление.

— Преступление?!

— Да, но я не могу сказать, чего хочет этот человек.

Сержант Бернье не настаивал.

— Я вижу, — сказал он, — что вы находитесь в зависимости от этого негодяя. Я буду вас защищать.

Они ускорили шаги, дошли до перекрестка Бюси, и Лукреция остановилась у дверей одного дома, где, вероятно, не было привратника, потому что Лукреция приподняла защелку и дверь отворилась.

— Дайте мне руку, — сказала она сержанту, вводя его в темный коридор, в конце которого они нашли круглую лестницу с ветхими ступеньками, у которой вместо перил была веревка, прикрепленная к стене кольцами, вбитыми на некотором расстоянии. Они поднялись на темный этаж в полном молчании. Лукреция вынула ключ из кармана, отперла дверь и пропустила сержанта вперед. Он увидел что-то красное под ногами. Он находился возле камина, и этот красноватый блеск бросала головня. Лукреция наклонилась, взяла головню одной рукой, а свечу, стоявшую на камине, другой, потом раздула головню, от которой посыпались тысячи искр, и зажгла свечу.

— Вот моя комната, — сказала она, поставив на стол это скромное освещение.

Сержант увидел крошечную комнату, бедно меблированную, с единственным окном. На столе из белого дерева лежали принадлежности цветочницы.

— Стало быть, вы работаете? — сказал сержант.

— Работаю, но теперь давно у меня нет работы.

Она упала на стул, не в силах больше бороться с волнением. Сержант смотрел на нее и находил, что она чудо как хороша, несмотря на свою почти болезненную бледность и взгляд, сверкавший лихорадкой. Раза три она вставала и подбегала к окну.

— Вы боитесь, чтоб он не воротился? — усмехнулся Бернье.

— О, да!

— Но ведь я здесь.

Она посмотрела на кровать и на два стула, составлявшие всю мебель. Бернье понял ее замешательство.

— Я честный человек, — сказал он, — и не способен употребить во зло ваше положение. Ложитесь в постель, я проведу ночь на этом стуле, и вы можете спокойно спать, как будто брат охраняет вас.

Она все еще колебалась.

— Вы, верно, очень боитесь? — спросил сержант с улыбкой.

— Он угрожал отправить меня на гильотину, — сказала она.

— Ба!

— Если я… Вы понимаете?..

— Я понимаю, что завтра воткну ему в живот мою саблю!

Лукреция схватила Бернье за руки.

— Вы добры, — сказала она, — но я не хочу, чтобы из-за меня вы подвергали опасности свою жизнь… в то время как я могу любить вас, только как брата…