Пьер Понсон дю Террайль - Бал жертв

— Он, конечно, каналья, — сказал Мишлен, — но он хочет нам помочь…

— Я доверяю ему ровно на столько же, как и Зайцу.

— Но они предоставили нам задаток своей верности.

— Какой такой задаток? — удивился Машфер.

— Вы знаете гражданина Курция?

— Человека, преданного Солеролю?

— Именно.

— Ну?

— Заяц и я с помощью Брюле сыграли с ним штуку.

— Что ты хочешь сказать?

— Посмотрите-ка там… На рубеже леса…

Машфер поднял голову и приметил человека, который вел лошадь за узду, на лошади поперек седла было что-то, походившее на мешок.

— Это гражданин Курций, — сказал Мишлен, улыбаясь, — его везет Заяц, он наш пленник. Это и есть задаток.

Дурные дни наступали для гражданина Курция; по крайней мере таково было его мнение, когда он почувствовал себя привязанным к лошади. Последующие события не заставили его переменить это мнение. Два человека с черными лицами проложили себе дорогу в самой дикой чащи леса. Целый час Курций, крепко привязанный, но имевший возможность поворачивать голову, мог видеть густой папоротник, дикие скалы, а иногда и пропасть, по краю которой лошадь шла твердой поступью. Иногда мороз продирал его по коже.

— Вот мы и возле Волчьего прыжка, — сказал один из незнакомцев.

Курций вздрогнул.

— Не толкнуть ли нам туда человека с лошадью? — продолжал тот, кто был ниже ростом.

— Славная была бы штука! — отвечал другой.

Курций завертелся на седле и начал стонать. Низкорослый продолжал:

— Нет, его надо сохранить для наших главарей.

— Ты думаешь?

— Они сделают с ним, что захотят.

— Я так думаю, что его разрежут на куски.

Волосы Курция стали дыбом.

— Уж и заслужил же он это! — продолжал один.

— Говорят, он порядком посылал на гильотину.

— Сотнями…

— А умереть один раз за все преступления — право, этого недовольно!

Курций слушал, едва переводя дух, и чувствовал, как на лбу его выступал пот, а на маленьких круглых глазах слезы отчаяния. Вдруг тот, кто был пониже, закричал:

— Стой!

Тот, который держал лошадь за узду, остановился. Курций возымел безумную надежду: он подумал, что случай привел к нему освободителей и что его похитители готовятся к какой-нибудь таинственной битве, но ничуть не бывало, и надежда его тотчас исчезла. Тот, который был пониже, говорил:

— Он не должен знать, куда его везут.

— Ты прав, — отвечал другой.

— Мы завяжем ему глаза.

— Только бы он не пробовал приподнять повязку.

— Если он попробует, я суну ему в ухо дуло моего ружья.

Курций прошептал плачущим голосом:

— Делайте со мной, что хотите, я сопротивляться не стану.

Тогда Заяц — это он играл смелую комедию и давал задаток своей верности партии, купившей его, — Заяц выудил из кармана у Курция носовой платок, сложив его вчетверо, и крепко завязал ему глаза; потом опять отправились в путь. Курций спрашивал себя, что с ним будет через несколько часов; он был убежден, что его казнят.

Когда пленник и оба его сторожа приблизились к рубежу леса, Заяц шепнул Мишлену:

— Беги к мельнице и предупреди мельника, кого мы взяли в плен.

— Не выпустит он его? — сказал Мишлен, знавший, что мельник предан роялистам.

— Не только не выпустит нашего пленника, но предоставит нам свой погреб для тюрьмы. Ступай и возвращайся ко мне.

Мишлен ушел, оставив Зайца позади, и, как мы видели, нашел у мельника Машфера. Барон выслушал рассказ Мишлена, потом приметил на рубеже леса пленника, привязанного к лошади.

— У него завязаны глаза, — прибавил Мишлен.

— Ну, ступай навстречу к Зайцу и гуляйте с ним зигзагами целый час.

— Это для чего? — простодушно спросил Мишлен.

— Потому что я должен сделать распоряжение.

Мишлен ушел. Машфер сказал мельнику:

— Закрой шлюз и останови колесо мельницы.

— Это что за идея? — спросила Ланж.

— Человеку этому не нужно знать, что его привезли к мельнице, — отвечал Машфер.

— Это правда.

— А ведь мельница-то шумит, моя милая, — сказал Машфер, улыбаясь.

Пока он давал этот ответ, мельник, у которого было зоркое зрение, сказал Машферу:

— Вот и оба Брюле с нами. Я вижу отца.

— Где?

— Вон он идет по берегу сюда.

— Отлично!.

— Почему?

— Потому что он сейчас будет нам полезен.

Машфер твердо пошел навстречу Брюле. Фермера не ввела в заблуждение одежда Машфера. В тридцати шагах под костюмом сплавщика он узнал дворянина и ускорил шаг. Машфер просто сказал ему:

— Брюле, нам некогда теперь вступать в объяснения. Если вы будете нам хорошо служить, вам будут хорошо платить.

— Я хочу прежде отомстить, — отвечал Брюле.

— Кому?

— Начальнику бригады.

— Вы видели его с тех пор, как ваш сын похитил Курция?

— Нет.

— Вы не возвращались в Солэй?

— Нет. Когда я развязал веревки, которыми для смеха меня связал мой мальчик, я взял свое ружье и пришел сюда.

— Итак, начальник бригады думает, что вы находитесь на дороге в Оксерр?

— Именно.

— Вот, что хотелось мне знать, — пробормотал Машфер.

Между тем бедный Курций, крепко связанный и с толстой повязкой на глазах, продолжал свое ужасное и таинственное путешествие. Время от времени Заяц говорил вполголоса, как будто Мишлен был возле него, и каждое из его слов пугало Курция. Заяц говорил:

— Мне кажется, что его будут распинать.

Сердце Курция перестало биться.

— Ага, головою вниз, — прибавил Мишлен.

Наконец через час лошадь остановилась. Курций почувствовал, что его снимают с седла. Его оставили с завязанными глазами и руками, связанными за спиной, но ноги развязали, чтобы он мог идти. Две крепкие руки схватили его за плечи, и повелительный голос, вовсе не походивший на голос его похитителей, сказал ему на ухо:

— Ступай!

Курций почувствовал, что его тащут. Куда его вели? Сначала он шел по лесу, по месту, слегка покатистому, потом прозрачность, которую солнце придавало его повязке, исчезла, ноги его ступали по скользкой земле, и атмосфера сделалась около него ледяною.

«Я в подземелье», — подумал несчастный Курций.

Он шел волею-неволею, потому что его все толкали за плечо. Когда он сделал шагов сто, все спускаясь вниз, голос, который приказал ему идти, сказал:

— Здесь.

В то же время отворили дверь, потому что Курций слышал, как заскрипели запоры. Несчастный перевел дух при этом шуме.

— А! — сказал он. — Меня не убьют сейчас, если сажают в тюрьму.

Когда отворили дверь, его грубо толкнули вперед, и он повалился на рыхлую землю, но он не сделал себе никакого вреда, и он слышал, как заперли дверь, и все вокруг него смолкало. Целый час оставался он на месте, не смея сделать ни шага, ни движения. Он думал: нет ли возле него какой-нибудь раскрытой пропасти, в которую он мог низвергнуться каждую минуту; потом вдруг глухой, страшный, неопределенный шум поднялся над ним, точно будто раскат грома или стук тяжелой телеги с железными колесами, проезжающими под гигантскими сводами моста, — это мельницу привели в движение. В то же время порыв ледяного воздуха бросился Курцию в лицо, и он услышал позади себя шаги, потом сквозь повязку проник свет. Наконец чей-то голос сказал: