Пьер Понсон дю Террайль - Бал жертв

— Вы ошибаетесь.

— Ба!

— Муниципалитет холоден…

— Я его разогрею! — закричал Солероль, стукнув кулаком по столу.

— Солдаты не хотят идти за Курцием.

— Они последуют за мною, я велю расстрелять недовольных.

— Всех? — с насмешкой спросил Сцевола.

— Почти, — отвечал Солероль.

Сцевола пожал плечами.

Тогда Брюле вынул письмо, написанное Курцием в погребе, и подал его Солеролю. Начальник бригады прочел письмо и передал его Сцеволе.

— Хорошо, — сказал он, — я поеду в Оксерр.

— Сегодня?

— Сейчас.

— К чему так торопиться? — спросил Сцевола.

Он внимательно рассмотрел письмо Курция и поднес его к свече.

— Это странно! — сказал он. — Верно, этот Курций был очень взволнован, когда писал это письмо.

— Очень, — сказал Брюле.

— Он забыл поставить точки и запятые.

— Полно, — сказал Солероль.

— Посмотри, — отвечал Сцевола.

Он передал письмо Солеролю и прибавил:

— Именно так, как он писал Робеспьеру.

— Когда гражданин Курций писал к гражданину Робеспьеру, — спросил Брюле, — он забывал ставить точки?

— И запятые.

— Без сомнения, от волнения…

— Нет.

— Так почему же?

— Ты увидишь. Так как Курций был управляющим.

— Ах да! Знаю.

— Он знал много аристократов.

— И велел казнить некоторых?

— Очень многих.

— Все это мне не объясняет, почему он не ставил точек и запятых.

— Между ним и Робеспьером было это условлено, когда он писал к нему, рекомендуя аристократа. Если в письме его стояли точки и запятые, Робеспьер делал, что хотел.

— А если нет?

— Аристократа гильотинировали.

— Что это значит? — спросил Брюле.

— Это значит, что Курция нет в Оксерре, — отвечал Сцевола.

— Вы с ума сошли, — сказал Брюле.

— А ты изменник? — прибавил Сцевола, бросившись к ружью, которое Брюле неосторожно поставил в углу у камина, схватив его и прицелившись в Брюле. Солероль вскрикнул от удивления и начал трезветь.

Брюле был человек сильный и крепкий, несмотря на вид преждевременной старости. Его седые волосы скрывали лоб без морщин. Егo маленькие глазки сверкали мрачным огнем, а сгорбленная спина скрывала силу почти геркулесовскую. Сверх того, этот человек имел пылкую и неукротимую энергию. Натура его была создана для зла, и он становился страшен при случае. Брюле в течение десяти лет совершал во мраке злодеяние за злодеянием. Его защищала хорошая репутация, но его сообщникам, знавшим его коротко, было известно, что он был страшен в высшей степени, и они видели, что он давал доказательства неслыханной смелости среди пожаров, разжигаемых им.

Когда он увидел, что Сцевола прицелился в него его собственным ружьем, он подумал:

«Вот две неосторожности в двадцать четыре часа, вчера мой сын… сегодня этот».

Сделав себе этот упрек, он перестал об этом думать и заботился только о том, чтобы выпутаться из беды.

— Да, — повторил Сцевола, — ты изменник.

— Изменник! — закричал Солероль громовым голосом. — Он изменник? Брюле?

— По крайней мере так говорит Курций.

— А! Каналья! — закричал Солероль. — Ты ел мой хлеб и мне изменил! Стреляй, Сцевола, стреляй!

Брюле скрестил руки на груди и смотрел на них.

— Вы помешались, — сказал он.

— А я тебе повторяю, что Курций не в Оксерре, — продолжал Сцевола.

— Да стреляй же в эту собаку! — заревел Солероль.

Это раздражение начальника бригады изменило многое. Дикий и запальчивый характер Брюле преодолел всякое благоразумие, он видел перед собой только человека, который когда-то старался обольстить его жену, который преследовал его дочь.

— Ну, я вам изменил, — сказал он.

— Негодяй! — заревел бригадный начальник.

— Верно, роялисты хорошо платят? — сказал Сцевола.

— Не для денег, — возразил Брюле.

— А-а! Ты изменяешь даром?

— Я мщу!

Быстрее молнии Брюле бросился на ружье, направленное ему в грудь. Сцевола выстрелил, но Брюле наклонил голову и пуля вонзилась в стену. Сцевола не успел выстрелить во второй раз, потому что фермер бросился на него и сграбастал за талию. Сцевола бросил ружье, сделавшееся бесполезным, но схватил нож, лежавший на столе. Тогда между этими людьми началась ожесточенная, свирепая борьба. Брюле уцепился железными руками за шею Сцеволы; тот, задыхаясь, поражал Брюле ножом; кровь, вытекавшая из десятка ран, только усилила свирепость Брюле; он наконец сбил Сцеволу с ног, стал коленом на его грудь, вырвал у него нож и тоже пырнул Сцеволу в бок. Эта борьба продолжалась несколько секунд, и Солероль оставался спокойным зрителем. Однако, когда он увидел, что Сцевола побежден, когда услышал страшный крик, доказывавший, что нож глубоко вонзился, бригадный начальник решился вмешаться. Хотя он после своей раны с трудом мог ходить, а особенно наклоняться, он поднял ружье, которое было заряжено, и прицелился в Брюле. Прогремел выстрел, фермер произнес страшное ругательство, но снова поднял руку, и на этот раз Сцевола уже не пошевелился — весь нож исчез в его горле. В то же время Брюле приподнялся, весь окровавленный, и бросился на Солероля. Выстрел попал Брюле в плечо. Рана была опасна, и фермер терял кровь из нескольких ран, однако у него достало сил вступить в рукопашную с бригадным начальником.

— Убийца! — говорил Солероль. — Ты ел мой хлеб!

— Негодяй! — ревел Брюле. — Ты хотел обольстить мою жену!

— Ты это знаешь?

— И мою дочь…

Солероль расхохотался.

— Ты отец Лукреции? — сказал он. — Красивая девушка.

— Разбойник! — ревел Брюле. — Ты умрешь только от моей руки!

Эти два человека, крепко схватившись, стараясь задавить друг друга, повалились на пол, кусаясь, как хищные звери. Но силы Брюле истощались и если бы Солероль не был пьян и покалечен, он успел бы удавить его.

Но к борьбе присоединилось новое лицо, выстрелы всполошили весь замок. Полдюжины слуг прибежали к двери столовой, но там и остановились, не смея войти. Между ними был Публикола. Солероль ревел:

— Ко мне! Ко мне!

Публикола выбил дверь и вошел. Он увидел своего господина и фермера, которые сцепились и валялись в крови.

— Ко мне! — повторил Солероль.

Публикола бросился на Брюле и освободил своего господина. Брюле старался еще бороться, но силы его истощались, и Публикола снова бросил его на пол. В свою очередь он стал ему коленом на грудь.

— Подожди! Подожди! Дай мне его убить! — говорил Солероль, схватив нож.

Он воротился к Брюле, наклонился к нему и отыскивал глазами место, куда вонзить острое лезвие по самую рукоятку. Брюле увидел, как сверкнул нож, и закрыл глаза. «О, — подумал он, — я умру, не отомстив!» Но поднятая рука Солероля не опустилась. Блеснула молния, свистнула пуля. Солероль вскрикнул и упал ничком. Женщина, Лукреция, показалась на пороге, прицелилась в Солероля и выстрелила. Испуганный Публикола поспешно встал. Брюле, весь окровавленный, собрался с силами и поднялся в свою очередь. Сцевола умер. Солероль извивался на полу, захлебываясь от боли и ругательств. Пуля Лукреции вонзилась ему в лодыжку, как и пуля госпожи Солероль месяц тому назад.