Пьер Понсон дю Террайль - Бал жертв

— Со вчерашнего утра. Он поехал вступить в начальство.

— Но, стало быть, он уехал после меня?

— Право, я не знаю, — с нетерпением сказал Брюле, — хотя вас караулили…

— Караулили…

— Заперли…

— Меня заперли?

— А вы все-таки убежали.

— Что такое?

Но Брюле не захотел отвечать Курцию и обратился к Бернену.

— Вы жертва мистификации, — сказал он.

— Как это? — спросил бригадир.

— Я бьюсь об заклад, что этот человек разбудил вас прошлую ночь?

— Это правда.

— И сказал вам, что он чрезвычайный комиссар?

— Разумеется, — сказал Курций.

— Потом, — продолжал Брюле, — он прибавил, что генерала Солероля собираются убить.

— Да.

— Вас обманул сумасшедший.

Курций вскрикнул.

— Этот человек, — продолжал Брюле, — бывший камирдинер генерала, он помешался и воображает, будто он послан Директорией.

Курций при этом ужасном обвинении почувствовал себя уничтоженным и начал дико озираться вокруг.

Чтобы объяснить последующие сцены, воротимся теперь к происшествиям прошлой ночи.

Мы оставили Солероля с ногой, раздробленной второй пулею, на полу в столовой. Брюле бросился на него, но Лукреция его остановила, она не хотела лишать палача добычи. В ту же минуту человек или, скорее, призрак показался на пороге комнаты. Это был Виктор Бернье, с трудом вышедший из своей комнаты, когда услыхал весь этот шум. Солероль дрожал с пеной на губах.

— Изменили! Изменили! — бормотал он с бешенством.

Увидев капитана, он закричал ему:

— Ко мне, Бернье! Ко мне!.. Ты не роялист!

— А! Вы признаетесь в этом! — с иронической улыбкой сказал капитан.

— Да, я скажу, что ты добрый гражданин, я сделаю тебя полковником… Но освободи меня от этих негодяев!

Брюле пожал плечами, но Бернье отвечал спокойно:

— Все, что я могу сделать, это не допустить этого человека убить вас.

Он указал на Брюле.

— Не мешайтесь не в свое дело! — запальчиво сказал Брюле.

Бернье отвечал кротко:

— Я слишком слаб, чтобы приказывать, я прошу.

— Капитан, — сказала Лукреция, — этот человек наш.

— Я это знаю.

— Но если мы щадим его жизнь сегодня, мы не можем обязать к этому других.

— Каких других?

— Тех, которые придут за ним.

Бернье посмотрел на Брюле.

— Итак, — сказал он, — вы принадлежите к числу тех людей, которые сражаются против своего отечества?

— Я хочу отомстить, — сказал Брюле.

— Но я не хочу вооружаться против Республики, — продолжал капитан.

— Однако, когда здесь будут роялисты, что же сделаете вы?

— Я буду их пленником.

— И вы последуете за ними?

— Нет.

Брюле нахмурил брови, потом сказал капитану:

— Впрочем, вы правы… У каждого свой образ мыслей.

Он прибавил, как бы говоря сам с собой:

— Только бы ты женился на моей дочери — вот все, чего я требую от тебя.

Брюле поднял Солероля и прислонил его к стене. Бригадный начальник сначала произносил ругательство за ругательством, потом впал в какое-то оцепенение. Публикола опомнился от первого испуга и по приказанию Брюле перевязывал новую рану своего господина, из которой обильно текла кровь. Когда рана была перевязана, Брюле, которому все повиновались в замке, один из страха, другие из ненависти к Солеролю, велел перенести раненого в его комнату, потом сел у его изголовья.

— А! Ты хотел меня убить, Жан Солероль, — сказал он.

— Подлец, изменник! Убийца! — отвечал Солероль, на губах которого была пена.

— Молчи, дурак, и вместо того, чтобы оскорблять меня, слушай…

Брюле говорил спокойно; Солероль смотрел на него с любопытством, смешанным с ужасом. Фермер продолжал:

— Мы были крестьянами вместе, Жан, и хотя ты теперь богат и генерал, ты все-таки мне равный.

Солероль наклонил голову.

— Ты знаешь, — продолжал Брюле, — что я не был роялистом.

— Негодяи подкупили тебя! — заревел бригадный начальник.

Брюле пожал плечами.

— Я не был роялистом и ненавидел дворян и аббатов.

Глаза Солероля засверкали свирепым удовольствием.

— В особенности есть один аристократ, которого я ненавижу столько же, как и тебя.

— Анри? — пролепетал Солероль.

Забыв, что Брюле был теперь его враг, он смотрел на него с какой-то свирепой нежностью.

— Но будь спокоен, прежде чем я отомщу Анри, я отомщу тебе, — продолжал Брюле.

— Что я сделал тебе, негодяй? — спросил Солероль.

— Что ты мне сделал?

— Не давал ли я тебе денег, сколько ты хотел?

— Ха!

— Не обедал ли ты за моим столом?

— Что мне до этого?

— Не действовали ли мы вместе три года?

— Тогда у нас была одна цель, — с насмешкой сказал Брюле, — поджигать… Чтобы погубить Анри.

— А теперь разве ты не хочешь его губить?

— Я хочу прежде погубить тебя.

— Но, спрашиваю еще раз: что я тебе сделал?

— У тебя дурная память, Жан.

Солероль вздрогнул, и отдаленное воспоминание промелькнуло в его голове.

— Помнишь ли ту ночь, когда приходил ко мне двадцать лет тому назад?

Солероль вскрикнул.

— Я это знаю только со вчерашнего дня, — продолжал Брюле, — но…

Солероль смотрел с ужасом на своего врага.

— Но, — докончил Брюле, — я осудил тебя.

— Убей меня сейчас же, негодяй! — пролепетал Солероль с пеной на губах.

— Не я тебя убью…

— Кто же?

— Роялисты.

Солеролем овладело сумасбродное бешенство.

— О! Я тебя понимаю… Я тебя оскорбил — ты имеешь право убить меня… Но они… Они, эти люди, которых я ненавижу…

— Они платят тебе тем же, — с насмешкой отвечал Брюле.

— Я не хочу умереть от их руки! Я не хочу!..

Когда он произносил эти слова трепеща от страха, дверь отворилась, и явилась Лукреция. Она держала в руке два пистолета.

— Надо похоронить труп, — сказала она Брюле, — и смыть следы крови, покрывающие пол. Если вы хотите заняться этим, я буду караулить его.

— Ты хорошо сделала, — отвечал Брюле, — что взяла с собою эти пистолеты. Хотя он ранен, ты должна его остерегаться.

— Если он опять вздумает встать с постели, я размозжу ему голову, — холодно сказала Лукреция.

Она заняла место, оставленное Брюле.

— Хе-хе! — сказал фермер с лукавой и жесткой улыбкой. — Ты только что желал умереть, сейчас случай представился. Если ты тронешься с места, дочь моя всадит тебе пулю между глаз… Ведь это мою родную дочь ты заставлял дрожать когда-то и хотел обольстить.

Лукреция с презрением посмотрела на Солероля.

— Этот человек — негодяй! — сказала она.

Брюле ушел. Лукреция села в ногах кровати Солероля, а пистолеты со взведенными курками положила на стол под рукой. Но в голове Солероля, уже взволнованной испугом и физической болью, промелькнула странная мысль.

— Послушай, Лукреция, — сказал он, — я сделался негодяем, как ты говоришь, только потому, что я тебя любил…