Пьер Понсон дю Террайль - Бал жертв

— Для чего?

— Чтобы истребить вас всех и спешить на помощь к бригадному начальнику.

— А-а! — с насмешкой сказал Машфер.

— Но ночь еще длинна, — сказал Нику, подмигнув, — и гражданин мэр с национальной гвардией не уедет из Шатель-Сансуара до рассвета.

— Это все, что ты имеешь сказать?

— Все, слышите и разумейте, — прибавил человек с желтыми волосами.

— Жан Бернен велел тебе воротиться сейчас? — спросил Машфер.

— О нет!

— Ну, если хочешь, оставайся на мельнице до нашего возвращения, завтра ты сможешь сообщить ему новости.

— Я останусь, — сказал Нику с неопределенной улыбкой.

Машфер воротился на мельницу.

— Ну, в путь! — сказал он своим товарищам.

— Куда мы идем? — спросил один из них.

— На свидание, которое нам назначил Брюле.

Нику, человек с желтыми волосами, почесал за ухом и задумался.

— О чем ты думаешь? — спросил его Машфер.

— Я думаю, что у меня хорошие ноги.

— Я это знаю.

— И я мог бы идти с вами, и притом у меня руки сильные, я могу быть полезен при случае.

— Пойдем, — сказал ему Машфер.

Маленькая группа пустилась в путь в величайшей тишине и дошла до леса.

Заяц шел первый. Теперь он один знал дорогу, и то место, где Курций попал в засаду, это самое место выбрал Брюле, чтобы выдать Солероля Машферу. Шли целый час в чаще леса один за другим, потому что тропинка была узка, потом Заяц остановился и сказал:

— Мы пришли.

— Я не вижу никого, — сказал Машфер.

— Мне сдается, что план не удался, — сказал Жак.

— Кто знает? — возразил Заяц.

Он лег и приложился ухом к земле.

— Я слышу шаги, — сказал он.

— Далеко?

— По направлению к Солэю.

— Нескольких человек?

— Нет, одного.

Он приложил два пальца ко рту и издал условный крик. Через минуту крик его повторили.

— Это мой отец или Мишлен, — сказал мальчик.

— И он один? — с гневом спросил Машфер.

— Один.

Машфер и его товарищи ждали с величайшим беспокойством. Шаги сделались слышнее и наконец, за березами замаячила какая-то тень.

— Это Мишлен, — сказал Заяц, — где же отец Брюле?

— Месье Машфер, — сказал Мишлен, с живостью подходя, — надо идти в Солэй.

— А! Нас там ждут?

— Да.

— Что же там случилось?

— Многое! Какой смельчак этот Брюле!

— Что же он сделал?

— А дочь-то его, Лукреция, — продолжал Мишлен, забывая отвечать.

— Ну что же она сделала?

— Во-первых, они убили Сцеволу.

— Вот как!

— Лукреция раздробила ногу гражданину Солеролю.

— А что еще?

— Больше я ничего не знаю, только теперь Брюле распоряжается в Солэе.

— А что же сделалось с Солеролем?

— Он ругается и ревет, как хищный зверь.

— А Публикола? — спросил Заяц, в свою очередь.

— Его заперли в погреб.

— Ну, пойдемте в Солэй! — сказал Машфер.

И все направились к замку.

Что происходило в Солэе в эту ночь это мы узнаем после, а теперь пора возвратиться к гражданину Курцию.

Когда Жан Бернен увидел, что комиссар смотрит на него, он велел своему отряду отдать честь народному трибуну.

— Спасибо, друзья мои! — закричал растроганный Курций.

— Ну что? — спросил Жан Бернен. — Мы отправляемся сейчас?

— Конечно.

— О! Выпейте стаканчик белого вина.

— Хорошо, белое вино — друг человека.

— Пока седлают вашу лошадь.

— Ах, черт побери! — сказал Курций, которого слово «лошадь» несколько взволновало. — Вот это уже лишнее!

— Отсюда до Солэя далеко, — сказал Жан Бернен.

— Я все-таки пойду пешком.

— Это будет неприлично.

— Отчего?

— Как такой человек, как вы, наш начальник, и не поедете на лошади?!

— Это правда, — со вздохом сказал Курций.

— Я велел оседлать вам Каракасса, лошадь кроткую, как молодая девушка.

В национальной милиции Шатель-Сансуара дисциплина никогда не мешала товариществу. Капитан и барабанщик говорили друг другу «ты». Дом гражданина мэра буквально наполнился солдатами. Жан Бернен выставил бочонок белого вина. За этим потеряли добрых полчаса, но Курций перестал торопиться с тех пор, как перед ним замаячила не весьма успокоительная перспектива верховой езды.

Наконец привели Каракасса. Жан Бернен закусил губы, увидев, с какой гримасой Курций сел в седло.

— Не надо ли пехотинцев пустить скорым шагом, а всадников рысью? — спросил Жан Бернен.

— Нет, нет! — сказал испуганный Курций. — К чему утомлять этих добрых людей?

Жан Бернен, прекрасно знавший лес, повел свой отряд дальней дорогой под предлогом, что лесом можно выиграть значительное время, но как только ступили ногою в лес, человек с желтыми волосами исчез. До сих пор он шел шагом, медленно, приноравливаясь к шагам национальной милиции, но когда нырнул в кусты, то побежал по направлению к Солэю, перепрыгивая через вереск своими длинными ногами. Курций и его маленькая труппа продолжали путь с величественной медлительностью, приличествующей героям, которые не торопятся победить.

Было за полдень, когда приметили наконец замок в конце лесной аллеи. Работник с фермы рубил дрова на опушке. Курций узнал его и закричал ему:

— Жак, что случилось в замке?

— Ничего особенного, — отвечал дровосек.

Когда Курций проехал, крестьянин сделал знак Жану Бернену, знак странный: он ударил себя по лбу указательным пальцем. Жан Бернен повторил этот знак, смотря на бригадира. Солдаты начали шептаться. Два пахаря спокойно работали в поле. Курций прямо подъехал к ним и стал расспрашивать:

— Мы ничего не знаем, — отвечали они, — кроме того, что генерал в Оксерре.

— С каких пор?

— Со вчерашнего дня.

— Это странно! — пробормотал Курций, продолжая дорогу. — Я поклялся бы, что роялисты осадили замок.

Когда Курций проехал, пахари посмотрели на Жана Бернена и бригадира и повторили знак дровосека. Этот знак выражал: он немножко помешался.

Наконец приехали в замок. Там царила величественная тишина. Слуга чистил лошадь у дверей. Брюле, сидя на скамье, курил трубку. Брюле был спокоен, как фламандский бургомистр.

— А! Вот и ты! — закричал Курций, соскочив с лошади и побдегая к Брюле. — Вот и ты, мой защитник, мой друг…

Брюле пожал плечами.

— Разбойники тебя не убили?

— Какие разбойники?

— Те, которые увезли меня.

Бригадир сошел с лошади. Жан Бернен и солдаты составили круг вокруг Курция. Он говорил:

— Замок должны были атаковать.

— Когда?

— Прошлую ночь.

— У меня, однако, сон легкий, — сказал Брюле, — а я ничего не слыхал.

Бригадир и Бернен переглянулись. Мишлен показался в окне и повторил знак дровосека и пахарей.

— Но надо узнать правду, — вскричал Курций.

— Какую правду? — спросил Брюле.

— Где генерал?

— Вы знаете, что он в Оксерре.

— С которых пор?