Пьер Понсон дю Террайль - Бал жертв

— Не торопись, этот человек сбивает нас с толку.

— Постарайся напоить его, — подсказал жандарм.

— Я постараюсь отправить его под стол, — пробормотал Жан Бернен.

Жан Бернен воротился к Курцию, который все ел.

— Итак, мы едем в Солэй? — спросил он.

— Да.

— Нынешней ночью?

— Да.

— Как это смешно!

— Что!

— Может быть, я не так расслыхал, что вы говорили.

— Я говорил, что мы едем в Солэй.

— Слышу, но зачем?

— Помочь генералу Солеролю.

— Против кого?

— Против роялистов.

— Вот этого-то я и не понимаю, — возразил Жан Бернен с флегмой, раздражившей Курция.

— Как это?

— Ведь вы мне сказали, что гражданин, бригадный начальник Солероль командует военными силами Ионнского департамента.

— Да.

— И ему понадобилась шатель-сансуарская милиция?

— Она понадобилась мне.

— Но для чего?

— Чтобы освободить генерала Солероля.

— Кого? Генерала Солероля?

— Да.

— Вы видите, что все неясно.

Курций ударил кулаком по столу, отвечая:

— Я не обязан давать вам объяснения. Повинуйтесь!

— Вы непременно этого хотите?

— Да.

— Ну, мы будем вам повиноваться, гражданин комиссар.

Он снял барабан, висевший на стене.

— Что вы делаете?

— Вы видите — хочу бить сбор.

— Вы сами?

— Сам, у меня нет слуги.

Жан Бернен вышел на улицу и начал бить в барабан так громко, что через десять минут весь Шатель-Сансуар был на ногах. Курций продолжал пить и не подозревал вероломства ионнского вина.

Жан Бернен бил в барабан добросовестно. Весь Шатель-Сансуар бросился к окнам. Женщины выбежали на улицу и кричали: пожар! Дети начали плакать. Мужчины выбежали на площадь перед фонтаном; Жан Бернен стал посреди них и продолжал бить в барабан.

— Что это такое? Что случилось? — спрашивали со всех сторон.

Жан Бернен отвечал только барабанным боем. Это продолжалось четверть часа. Курций, отяжелевший после вина, дотащился до порога двери и смотрел на улицу.

— Вот это хорошо! — говорил он. — У меня будет настоящая армия.

При виде этой толпы, собравшейся при лунном сиянии, у Курция, который был оратор, чесался язык.

— Какой прекрасный случай для меня сказать речь? — проговорил он.

Он опорожнил последний стакан вина и вышел из дома.

— Это вино, — говорил он, пошатываясь, — бросается в голову. Я обнаружу удивительное красноречие… Но это вино бросается также и в ноги.

В самом деле, он описал несколько причудливых арабесков, выходя из дома мэра на площадь. Увидев его, Жан Бернен забил в барабан еще сильнее в честь его.

— Молчать! — закричал Курций.

Мэр отвечал барабанным боем.

— Молчать! — повторил Курций.

Жан Бернен сделал ему знак встать возле него, потом, не прерывая барабанного боя, сказал:

— Вы хотите говорить с народом?.

— Конечно, — отвечал Курций, у которого насилу шевелился язык.

— Ну, подождите, я предуведомлю.

— Кого? Народ?

— Конечно.

— Это бесполезно.

— Это необходимо. Вас не станут слушать. Я должен сказать, кто вы.

— Говорите!

Жан Бернен перестал бить в барабан и возвысился голос. Вокруг него воцарилась тишина — тишина жгучего любопытства. Никто не обращал внимания на Курция.

— Граждане, — начал Жан Бернен, — с нами случилось большое несчастье.

«Что он скажет?» — с беспокойством подумал Курций.

— Директория вспомнила, что в Бургундии находится местечко патриотов, и прислала к нему комиссара… Чрезвычайного, который скажет вам речь.

— Граждане… — начал Курций.

Но Бернен толкнул его под локоть.

— Подождите, — сказал он, — я еще не кончил.

— Граждане, благородный комиссар привез вам горестное известие, — продолжал Бернен. — Отечество в опасности!

— Браво! — сказал Курций. — Но я так хорошо сам произнес бы эту фразу!

— Отечество в опасности, — продолжал Жан Бернен, — отечество в лице гражданина бригадного начальника Солероля в опасности!

— Дурак! — пробормотал Курций. — Что вы там поете?

Жан Бернен продолжал:

— На которого напали в замке Солэй…

— Молчите! — воскликнул Курций. — Вы говорите неприличные вещи.

— На него напали пруссаки, мои добрые друзья… — докончил Жан Бернен.

— Вы с ума сошли, — перебил Курций.

— Ах, да! Я ошибаюсь… Это австрийцы…

И Жан Бернен опять начал бить в барабан. Курций не мог более владеть собою, он ударил по барабану кулаком и разорвал его.

— Молчать! — заревел он. — Молчать!

Жан Бернен указал народу на разорванный барабан. Народ начал роптать на обиду, нанесенную первому муниципальному лицу, но Курций, покраснев от гнева, встал на край фонтана и с этой импровизированной трибуны обратился к толпе.

— Граждане, — сказал он, — отечество в опасности! Я обращаюсь к вам и надеюсь на ваш патриотизм. Это не пруссаки…

— Нет, — перебил Жан Бернен, — это австрийцы.

— Гражданин мэр, — сказал Курций вне себя, — я отрешаю вас от должности.

Но толпа протестовала.

— Долой комиссара! — закричала она.

Курций испугался, он сошел с фонтана и пробормотал:

— Вы нарушаете ко мне уважение, граждане.

— Долой комиссара! — повторила толпа.

Жандармский бригадир все находился в казармах и приказывал приготовляться к отъезду. Испуганный Курций напрасно отыскивал его глазами. Жан Бернен, в свою очередь, встал на край фонтана и сделал знак. Народ замолчал.

— Граждане и любезные соотечественники, — сказал мэр, — я прощаюсь с вами, так как господин чрезвычайный комиссар отрешил меня от должности.

— Долой комиссара! — повторила толпа.

Камень, брошенный ребенком, упал к ногам Курция.

— Ко мне! Ко мне! — закричал он.

Тогда Жан Бернен взял его за руку и увел.

— Я вас спасу, — сказал он, — но времени терять нельзя.

Так как Жану Бернену повиновались в Шатель-Сансуаре, то ему дали дорогу. Курций был ни жив ни мертв. Жан ввел его в дом.

— Гражданин комиссар, — сказал он, — вы избавились от большой опасности.

— Разве они дурно обошлись со мною? — спросил Курций.

— Они содрали бы с вас кожу, если бы я захотел, но я человек добрый. Вы у меня разбили барабан, вы мне заплатите за него, и все будет кончено…

— Но господин мэр…

— Я уже не мэр, вы меня отстранили.

— Я возвращаю вам вашу должность.

— Не хочу.

— Почему?

— Потому что мне надоело быть мэром.

— Но вы мне нужны, — продолжал Курций, который, видя, что между толпой и им толстая дубовая дверь, опять сделался смелым.

— Для чего?

— Чтобы вооружить национальную гвардию.

— Послушайте, господин комиссар, хотите принять добрый совет?

— Говорите.

— Вспомните, что днем из жителей Шатель-Сансуара можно делать все, что хочешь.

— А ночью?

— Ничего. Вот почему вас хотели побить камнями. У бургундцев голова дурная, они не любят, чтобы их будили.