Говард Фаст - Дорога свободы

— Вы не особенно лестного мнения о нас, Холмс, — сказал Дюпрэ.

— По чести сказать, не особенно. В известном смысле я этого негра, что только что тут был, ставлю гораздо выше.

— А я вас...

Фентон оборвал его: — Дюпрэ! Ради бога! — Затем, обращаясь к Холмсу: — Что же вы предлагаете, Стефан? Довольно уже читать нам мораль. Мы видели негра, и вы доказали свой тезис. Но что вы предлагаете?

— Очень хорошо, — кивнул Холмс. — Вы видели негра — так примите же его за то, что он есть на самом деле: наглядный образец тех возможностей, которые заключены в четырехмиллионном негритянском населении Юга.

— Ладно. Дальше.

— Теперь рассмотрим этот конвент и чего он добился. Во-первых, образования. Во всем штате введено всеобщее и обязательное школьное обучение. Это значит, что негры и белая шваль будут бороться с нами равным оружием...

— Они все-таки останутся неграми и белой швалью!

— Господи боже мой! Или вы уж совсем не способны посмотреть правде в глаза! Одно поколение, прошедшее такую школу, — и от нас останется только смутное воспоминание, уверяю вас. Теперь второе, что сделал конвент. Он обратился к Конгрессу с петицией о переделе земли, о разбивке больших владений на мелкие участки. Сложите-ка это да образование, и вы поймете, что это отходная нашему классу. Конвент провел закон о равенстве всех рас и цветов кожи; вдумайтесь в это, джентльмены. Конвент постановил, что негры будут сидеть рядом с белыми на скамье присяжных, что судейское кресло будет занимать негр; разжуйте это хорошенько, друзья мои. Конвент гарантировал свободу выборов — и это сводит на нет всякую вашу мечту о легальном захвате власти. И, наконец, последнее, джентльмены: конвент последовательно и неуклонно стремится к объединению белых и черных; в каждом законе, в каждом постановлении, в каждом предложении белый бедняк взят в одни скобки с негром. Ну-с! Что вы на все это скажете, джентльмены?

Наступившее продолжительное молчание прервал генерал Ганфрет: — Им не удастся это осуществить, Холмс. Это вое лопнет. Финансы штата не выдержат. На выборах...

— На выборах они пройдут в администрацию штата, как прошли в конвент.

— А нам что останется, Стефан? — спросил Карвел.

— Ровным счетом ничего.

— Почему бы не бить их тем же оружием?

— И предложить избирателям — что? Двадцать центов в день? Возврат к рабству? Безземельность? Невежество?

— Есть еще пути.

— Да. Но не этот путь. Власть была у нас в руках; мы ее потеряли; нужно опять ее забрать — только и всего, куда как просто! Вы видели итого негра, — можно его улестить, обойти, замазать ему глаза?

— Нет, — задумчиво сказал Фентон. — Но можно его повесить.

Мы уже пробовали террор, — вставил генерал, — и провалились. Вы, Стефан, указывали на это.

— Да, мы провалились, потому что это было сделано по-глупому и потому что террор ради террора, без всякой другой цели, неизбежно обречен на провал. Против штыков янки мы выставили неорганизованную толпу, мы забавлялись выходками, приличными только мальчишкам, мы подбивали бывших солдат бесчинствовать, линчевать, грабить. У нас не было ни плана, ни цели, и, что хуже всего, у нас не было организации.

Фентон закурил новую сигару. Одна из дам приоткрыла дверь и спросила: — Вы еще долго будете тут сидеть? — Вошел слуга-негр с бутылкой виски, и Холмс сказал ему: — Пусть никто больше сюда не входит. — На сигаре Стефана вырос длинный столбик пепла; он тронул его пальцем, пепел упал на скатерть, и Стефан сдул его.

— Организация, — сказал он, — план и цель.

— Вы думали о Клане, Стефан, — заметил Фентон.

— Да, я думал и о нем. Их действия за те два года или немножко больше, что Клан существует, не отличаются ни оригинальностью, ни последовательностью, но, по крайней мере, это организация. А чем дробить наши силы и создавать в противовес Клану другую организацию, лучше взять то положительное, что у них есть, и развивать дальше. Но если мы решим это сделать, надо делать скорей, пока они совсем не расхлябались.

— У них командуют бывшие военные.

— Да, это положительный момент, и нам это пригодится. Дюпрэ уже член Клана — он нам поможет. Вся эта театральщина с белыми ночными рубашками и пылающими крестами — это, конечно, чистое дурачество, однако в некоторых отношениях небесполезное. Люди хорькового типа — трусы, подлые душонки — становятся смелей, если могут скрыть лицо.

— Мне не нравятся такие разговоры.

— Да неужели, Дюпрэ? Вы, может быть, сами намерены нацепить на голову белую салфетку и поскакать кого-нибудь вешать? Надеюсь, что все-таки нет. Поймите меня, пожалуйста: Клан будет нашим орудием. И для того чтобы привести его в действие, нам понадобятся люди. Тысячи людей. Откуда мы их возьмем? Частично из бывших военных, но этого мало. Что ни говорить о наших солдатах, у них было мужество, — да и честь, та самая честь, о которой мы так много рассуждаем; им не по сердцу будут ночные рубашки, террор, виселицы, убийства.

— Мне тоже не нравятся ваши выражения, Стефан, — сказал генерал.

— Как же мне еще выражаться? Себе-то самим можно же сказать правду? Но не беспокойтесь, люди найдутся — все эти мерзавцы, которых мы ставили у себя надсмотрщиками, вся эта сволочь, которая занималась скупкой, продажей и разведением рабов, люди той породы, про которую сказано: с бичом герой, а без бича и с ног долой, — люди, у которых осталась одна единственная добродетель — их белая кожа. Джентльмены, мы разыграем целую симфонию на этой белой коже, мы построим на ней культ, религию. Мы сделаем ее доходной статьей. Мы обшарим сточные канавы и медвежьи углы в поисках кандидатов, мы выбросим им этот кусок, а они, джентльмены, они взамен вернут нам все, что мы потеряли из-за этой бессмысленной, идиотской войны, да, все — до последнего цента.

— Но каким образом, Стефан? — удивился Фентон. — Когда мы попытались в первый раз...

— Да, но на этот раз мы будем знать, как действовать. Мы начнем не спеша: сперва только организация — и ничего больше. Мы вступаем в Клан, мы даем средства на его содержание — да, джентльмены, из того немногого, что у нас осталось, мы даем на это средства. Пока оккупационная армия здесь, мы ничего не предпринимаем — то есть ничего такого, чему она может воспрепятствовать. Кое-что само навернется — какой-нибудь переполох, изнасилование белой женщины, наглая выходка со стороны негра, линчевание — такие случаи будут возникать и без нашего участия; и если они возникнут, Клан может выступить. Так сказать в порядке рекламы — таинственные белые фигуры в капюшонах, скачущие в ночной тьме; но только в порядке рекламы. Мы ждем, мы организуемся и ничего не делаем раньше времени. Наряду с этим те из нас, кому это по способностям, выступают на политическую арену — не как оппозиция, а как люди, желающие работать вместе со сторонниками реконструкции. Я сам намерен это сделать, но ко мне должны присоединиться и другие. Мы двигаемся шаг за шагом — и мы ждем...