Говард Фаст - Дорога свободы

— Видите, Джексон. — Мальчик стоял, скрестив руки, дрожа от холода. — Мы не знаем, что это за болезнь. Каждую неделю у меня с десяток таких случаев, и все

среди бедняков. Я дал ей название Maleficio paupertatis 1, неплохое определение, а?

Он провел рукой по спине мальчика. — Ну ладно, сынок, одевайся. Видите ли, Джексон, общественное зло проявляется в разных формах. Мы боролись и умирали для того, чтобы освободить наш народ, а не замечали, что у нас под самым носом помойная яма. Ведь это стыд и срам, что мы, цивилизованные люди, до сих пор не можем организовать бесплатное лечение, не можем даже провести необходимую научную работу, чтобы постичь, наконец, эту черную магию, называемую медициной. Страна у нас богатая, а люди болеют и умирают от голода, от недостатка солнца и воздуха. А я занимаюсь раздачей милостыни, иначе мою деятельность не назовешь, и это отвратительно, Джексон, это просто какая-то розовенькая плесень на гнили, и, честное слово, я даже не виню моих прославленных сограждан за то, что они не желают развязывать кошельки.

Потом Эмери спросил Гидеона о Джефе: — Вы уверены, что он на самом деле хочет быть врачом?

— Кто знает? Ведь он еще мальчик, — промолвил Гидеон. — Но он способный. Я это не потому говорю, что он мой сын.

— Видите ли, у нас негру получить высшее образование почти невозможно. Наши медицинские школы не считаются с тем фактом, что негр может хворать сам и лечить других. Когда вы осуществите свою утопию там, у себя в Каролине, вы, я думаю, позаботитесь, чтобы было иначе. Но это, — дело будущего. А пока, — ну что ж, пока он может поступить в Эдинбургский университет в Шотландии, если сдаст экзамены.

— В Шотландии? — Гидеон с сомнением покачал головой. — Это ведь очень далеко?

— Далековато. В Старом Свете, к счастью, еще не додумались, что черная кожа делает человека низшим существом.

— Не знаю, — проговорил Гидеон. — Он еще мальчик. Отослать его одного... Может, на целый год...

— Не меньше чем на три года, — кивнул Эмери, с любопытством следя за выражением боли на лице негра. Гидеон колебался, он бессознательно искал предлог для отказа. — Я-то понимаю, — начал он, запинаясь, — раз для него так лучше, то, конечно... Но вот Рэчел, его мать...

Эмери пожал плечами. — Тогда надо отказаться от мысли, что он будет врачом.

— Он очень хочет, — пробормотал Гидеон.

— Это будет стоить денег.

— Когда я вернусь на Юг, — сказал Гидеон, — я, верно, выставлю свою кандидатуру на выборах. — Он помолчал. — В конвенте нам платили три доллара в день. Полтора доллара буду откладывать. Этого хватит?

Эмери отвернулся. — Этого будет достаточно, — тихо ответил он. Он отошел к окну, постоял, потом снова повернулся к Гидеону. — Послушайте, Джексон, а где сейчас ваш сын?

— В Пресвитерианской школе в Уорчестере.

— А, знаю. Ну что ж, там его научат читать и писать, а больше, пожалуй, ничему. Давно он там?

— Четыре месяца.

— Пусть побудет полгода. Вы говорите, ему шестнадцать? Через два месяца пусть приезжает сюда, и я его за год научу большему, чем они за десять лет. Но имейте в виду, ему придется самому отрабатывать ученье. Мне нужен мальчик — подметать полы, мыть лабораторию, инструменты, посуду. Я вам не какой-нибудь недопеченный аболиционист вроде Уэнта. Если у мальчика есть способности, если он проявит интерес, если он будет стараться, то за два года я его подготовлю к вступительным экзаменам в Эдинбургский университет. Если же нет...

В кабинете его преподобия Чарлза Смита в Уорчестере Гидеон повторил все, что ему говорил доктор Эмери. Смит, тихий, мягкий и робкий человек, сказал: да, Джеф хороший мальчик, очень хороший, серьезный, беспокойства никому не доставляет. Но Гидеон должен понять, что высшее образование — это очень долгое, утомительное дело; Гидеону не следует забывать, что совсем недавно мальчик не умел ни читать, ни писать. Правда, у него большие подражательные способности, он быстро схватывает, но медицина — это профессия, которая требует куда более высоких знаний. Не слишком ли много берет на себя Эмери, говоря, что за два года подготовит мальчика к поступлению в

Эдинбургский университет? На этот вопрос Гидеон не мог дать ответа. И разве медицина единственное поприще, на котором молодой человек может послужить своему народу? А что если ему стать проповедником? У мальчика, безусловно, есть духовные стремления, разве это не указывает на призвание?

— Не думайте, что я неблагодарный, — вы много для него сделали, я понимаю. — Стоит ли говорить Смиту, как тяжело им будет, ему и Рэчел, целых пять лет не видеть Джефа? Понимают ли белые, что значит ребенок для негра? — Но он хочет быть врачом... Так пусть уж делает, как хочет.

— Да, конечно, если только он действительно знает, чего хочет.

— Я поговорю с ним, — сказал Гидеон.

Джеф вырос за время их разлуки, он был теперь еще выше ростом и еще больше похож на отца. Сейчас, после того, как они долго не виделись, это сходство обоим бросилось в глаза. И Гидеону теперь было легко говорить с Джефом, а раньше он не умел. Днем они вместе гуляли по городу. У Джефа было много знакомых, и, здороваясь с ними, он всякий раз с гордостью представлял Гидеона: «Это мой отец». Гидеон уже привык к тому, что люди меняются; он жил в мире, где все непрерывно менялось; и перемену в Джефе он видел, но принимал как должное.

Они вышли из города и пошли по проселочной дороге. Вокруг виднелись красные клены, разбитые на ровные квадратики поля, пастбища, на которых там и сям торчали из земли камни, выкрашенные в красную краску хлевы и белые чистенькие домики — и вся эта давно обжитая земля казалась очень старой и мирной.

— Тебе здесь нравится? — спросил Гидеон.

Джеф сказал: да, ему здесь нравится. Не только потому, что все к нему хорошо относятся, нет, это сложнее. Люди и здесь не святые; бывает и здесь обзовут тебя черной скотиной. Очень многие в городе ненавидят негров и всегда их ненавидели. И, все-таки, здесь чувствуешь себя совсем не так, как на Юге.

Гидеон кивнул. Это ему было понятно, хотя для него самого жить здесь было бы не лучше ссылки. Почему? Трудно сказать; холодная эта страна.

— Я много занимаюсь, — сказал Джеф.

— Это хорошо. — А немного погодя Гидеон спросил: — Ты думал, что тебе делать после школы?

— Я попрежнему хочу быть врачом.

Они вышли на гребень холма, внизу садилось солнце. Фермер гнал домой коров, собака его яростно лаяла. — Пойдем назад, — предложил Гидеон.

Они шли медленно, и Джеф сделал попытку облечь свои мысли в слова. Гидеон молча слушал. — Мы молодой народ, — сказал Джеф. — Понимаешь, что я хочу сказать? — Гидеон кивнул. — Белый мальчик, — продолжал Джеф, — он делает, что хочет или что для него выбрали родители. Ему не надо думать о служении...