Говард Фаст - Дорога свободы

— Пока что, — сказал Грант, — это все беспочвенные обвинения. Мне надоело это слушать, Гидеон.

— Вы обещали выслушать до конца. Сейчас я перейду к доказательствам, но разрешите мне сперва установить факты. Даже наш Конгресс, который больше всего на свете боится народа и демократии, и тот, когда я выступаю с речью, не препятствует мне устанавливать факты. Я сделаю это очень быстро. Мой сын, которого я давно не видал, приезжает сегодня из Нью-Йорка поездом в пять шестнадцать; вы можете быть уверены, что я кончу до этого времени.

Теперь вся комната, кроме освещенного кружка под лампой, уже тонула во мраке.

— Продолжайте, — сказал Грант.

— Перейдем ко второму туру голосования. На собрании выборщиков кандидат демократической партии Тилден получил 184 голоса, кандидат республиканцев Хейс — 166 голосов. Еще бы один голос, и Тилден был бы президентом; но Хейс заявил, что голоса Южной Каролины, Луизианы и Флориды — а с ними у него как раз и получился бы необходимый минимум в 185 голосов, — он заявил, что голоса этих штатов по праву принадлежат ему. И он сказал сущую правду: в этих штатах прошли республиканские списки, но, как я уже говорил, полмиллиона бюллетеней было подчищено или уничтожено. Какое же создалось положение? В Палате представителей верховодят демократы, в Сенате — республиканцы, одна хочет Тилдена, другой — Хейса, а повсюду в стране стоит крик, что мы на пороге новой гражданской войны, что южане готовятся итти на Вашингтон. Верили вы этому, господин президент? Верили вы, что между двумя этими продажными людьми есть хоть какая-нибудь разница?

Грант проговорил: — Чорт возьми, Гидеон, долго мне еще это слушать?

— Перехожу к доказательствам, господин президент. Сейчас я их изложу и затем удалюсь. Мы с вами оба конченные люди. Вам, как вы сказали, всего несколько дней осталось быть президентом, у меня тоже не слишком много времени впереди.

— Дальше, — буркнул Грант.

— Да. Повидимому, наши южные демократы знали, что эти господа оба из одного теста. Они выбросили Тилдена за борт; с ним было бы слишком много хлопот. Один раз они рискнули начать гражданскую войну — и были биты. Другой раз итти на такой риск не входило в их намерения. Они предпочли сторговаться с Хейсом. Ему пообещали голоса Южной Каролины, Флориды и Луизианы и, для верности, еще Орегона. А он за это обещал сделать одну маленькую, незначительную уступку: снять военное положение в Южной Каролине и Луизиане и вывести с Юга федеральные войска. Подумайте, такая мелочь — и от нее зависит, быть или не быть человеку президентом, быть или не быть республиканской партии, партии Эба Линкольна, у власти! А вот и доказательство: письмо, написанное двумя ближайшими друзьями мистера Хейса — Стэнли Мэтьюсом и Чарлзом Фостером. Оно касается переговоров, которые велись с сенатором Джоном Б. Гордоном из Джорджии и членом Конгресса мистером Дж. Юнгом из Кентукки. Это точная копия; ее снял и принес мне негр, слуга мистера Фостера. За подлинность этого документа я ручаюсь. Разрешите вам прочитать:

«Касательно разговора, который мы имели с вами вчера и в котором были подвергнуты обсуждению будущие мероприятия губернатора Хейса в отношении некоторых южных штатов, мы имеем сообщить вам следующее: мы со своей стороны вполне разделяем ваше желание, чтобы он избрал такой политический курс, который даст населению Южной Каролины и Луизианы право решать свои дела по своему собственному усмотрению, без всякого стороннего контроля, сообразуясь единственно лишь с конституцией Соединенных Штатов и вытекающими из нее законами. И, основываясь на нашем личном знакомстве с мистером Хейсом и глубоком знании его взглядов, мы можем заверить вас с полной гарантией, что именно таков будет политический курс мистера Хейса как главы правительства». 3 3 Этот документ приведен в книге Уильямса «Жизнеописание Рэзерфорда Б. Хейса», т. I, стр. 533. (Прим. автора.)

— Вот как обстоит дело, господин президент.

Наступило долгое молчание. Затем Грант спросил беззвучным голосом:

— Почему вы не расскажете об этом в Конгрессе?.

— Потому что у меня нет в руках оригинала, потому что, хотя я сам готов поклясться на целом десятке библий, что это истинная правда, настоящих улик я не могу представить. Какую цену имеет показание старого негра, простого слуги, если ему будет противопоставлено показание законно избранного президента Соединенных Штатов? Если я выступлю в Конгрессе и расскажу то, что сейчас рассказал вам, кто мне поверит? Десять южных депутатов — культурные, образованные люди, завопят: «Линчевать этого наглого негра, этого бесстыдного лжеца!»

— А почему я должен вам верить?

— Потому что все будущее нашей страны поставлено сейчас на карту. Потому что, когда мы делали революцию, когда мы сражались в гражданской войне, мы шли путем чести и путем славы, и все благородные люди, жившие до нас, шли плечо к плечу с нами, и лица наши были обращены к богу. Слышите вы меня, господин президент? А теперь мы готовимся сойти с этого пути; отныне лица наши будут обращены во тьму. Надолго ли, господин президент? Сколько еще людей должны будут отдать свою жизнь, прежде чем наше правительство станет правительством народа, для народа, во имя народа?

— Вы преувеличиваете... — начал Грант.

— Нет.

Грант тяжело поднялся со стула. Свет от лампы упал на его согбенные плечи, на его руки, опиравшиеся на край стола. Минуту он смотрел в глаза Гидеону, потом оттолкнулся от стола и сердито прошелся по комнате.

— Это все? — спросил Гидеон.

— Что я могу сделать? — крикнул Грант, круто поворачиваясь к нему. — Даже если это правда, весь этот дикий бред, все эти нелепые сказки, что вы рассказывали, даже если это правда, то что же я-то могу сделать?

— Все можете. Вы еще президент. Обнародуйте эти сведения. Созовите завтра пресс-конференцию. Найдутся газеты, у которых хватит смелости это напечатать. Пусть Хейс докажет ложность этого обвинения. Вскройте этот гнойник, пусть народ увидит. Он будет знать, что делать.

Мы не так уж малодушны, мы, американцы, мы не так тупы. Мы уже один раз потрясли мир. Мы сделали много зла, но добра мы сделали больше. Обратитесь к Конгрессу, потребуйте, чтобы вам сказали правду...

Грант покачал головой. — Гидеон...

— Трусите? — закричал Гидеон. — А что вам терять? Те, кто еще помнит, как вы вели нас к победе, те все вас поддержат. А остальные... — Голос Гидеона замер.

Он сложил бумаги и спрятал их в карман.

— Ладно. Я ухожу.

Еще долго после ухода Гидеона Грант сидел за столом, опустив голову на руки, глядя на затворенную дверь.

Гидеон едва не опоздал. Поезд уже подошел к дебаркадеру. Гидеон еще издали увидел Джефа: рослый, широкоплечий молодой человек, точно зеркальное отражение самого Гидеона, стоял на перроне, засунув руки в карманы, с двумя ковровыми чемоданами у ног. Им не пришлось призывать на помощь воспоминания, им не нужно было искать прежний облик в изменившихся чертах: они посмотрели друг на друга и узнали друг друга; каждый стал на несколько лет старше, но сходство между ними от этого только усилилось. Они сошлись, пожали друг другу руки. Гидеон проглотил комок, подступивший ему к горлу. Джеф расплылся в улыбке и положил руку на плечо отцу.