Говард Фаст - Дорога свободы

— Входи, Джеф, — сказал Гидеон. — Это уже не новость. И во всем так. И мы уже привыкли.

Они вошли и сели рядом на старую деревянную скамью. Входили другие негры. Усаживались. В назначенное время поезд отошел.

— Ну что ж, — сказал Гидеон. — Это ведь ненадолго.

Скоро будем дома, в Карвеле.

Марк встретил их на станции. Джефу этот стройный, красивый юноша-негр показался совсем незнакомым человеком. Он был невысокого роста, едва по плечо Гидеону, но хорошо сложен: узкобедрый, широкоплечий; кожа у него была много светлее, чем у остальных членов их семьи, движения — так легки и ловки, что Джефу сразу же пришло на ум сравнение с диким зверем, смелым, уверенным в своей силе, совершенно гармоничным. На нем были синие штаны и коричневая кожаная куртка. Он стоял в ленивой позе, прислонясь к кабриолету. Увидев Гидеона, он улыбнулся и помахал рукой, а затем с нескрываемым любопытством стал разглядывать брата.

— Здорово, сынок, — крикнул Гидеон и начал кидать вещи в багажник. У них были какие-то особенные теплые отношения, Джеф это сразу заметил по той дружеской простоте, с какой они пожали друг другу руки.

— Погодка-то, а? Это для вашего приезда, — заметил Марк; потом, обращаясь к брату, сказал: — Здорово, Джеф. Не узнаешь меня?

— Ты вырос, — проговорил Джеф. Он положил свой багаж рядом с вещами Гидеона. Потом пожал брату руку; они стояли друг против друга, Марк слегка улыбался. Гидеон обошел кабриолет, поглядывая на них, радуясь своему необыкновенному счастью — видеть их здесь обоих вместе, — серьезного большого Джефа и этого веселого, красивого мальчика. — Я буду править, — сказал Гидеон. — Садитесь.

— Доктор Джексон? — ухмыльнулся Марк.

Вроде этого. Послушай, а сколько тебе теперь лет?

— И этого не помнишь? Двадцать.

— Двадцать, — повторил Джеф.

— Садитесь, — сказал Гидеон. — Прошу вас, доктор, — промолвил Марк, отвешивая ему поклон и указывая на сиденье. — Да ну же, скорей, — торопил Гидеон. Все трое втиснулись в одноместный кабриолет, и Джеф обнял Марка за талию. — Ну как Шотландия? — Скучно там. — Ты и говоришь-то как иностранец, — с холодком в голосе сказал Марк. — Надолго приехал? — Может, и надолго. — Ты Карвела не узнаешь, — сказал Марк. — Мы тут тоже не сидели сложа руки.

Гидеон молча слушал их; так хорошо было сидеть в старом кабриолете вместе с сыновьями, держать в руках вожжи и править маленькой вороной кобылой. Был ясный мартовский день, не жаркий, но и не холодный, как раз такой, как полагается ранней весной, а ранняя весна в Южной Каролине — чудесное время, нигде она не бывает так хороша. Лошадь была еще молодая, всего пяти лет, он купил ее два года назад; маленькая, проворная, она бежала по дороге ровной рысью. Гидеон любил править; зимой в Вашингтоне он часто мечтал о том, как сядет в кабриолет и будет погонять лошадь, прислушиваясь к мерному стуку копыт. Когда они свернули с проселочной дороги и въехали на бревенчатый настил, проложенный через поросшее кипарисами болото, он гордо сказал Джефу:

— Мы это построили четыре года назад. Это вдвое сокращает путь до железной дороги.

— Мы еще много кое-чего построили, — заметил Марк, с ноткой самодовольства в голосе. Приятно было утереть нос Джефу, который ни в чем этом не участвовал, а где-то далеко был занят тем, чем и Марк непрочь был бы заняться. Гидеон искоса взглянул на них. — Джеф приехал совсем, — проговорил он. — Он останется у нас. — Вот как? Ну, ему здесь будет скучно.

Гидеон рассказал Джефу, как они прокладывали дамбу. Большинство карвеловцев работало когда-то на строительстве железной дороги, и как сооружать дамбу им в общих чертах было известно. Они сами, без инженера, проложили эту дорогу через болото, прямую, как стрела, длиною в целых полторы мили. — Когда я упомянул об этом в Конгрессе, — сказал Гидеон, — только один из моих коллег проявил интерес: он спросил, какое мы имели право строить на государственной земле.

Марк посмотрел на отца. Джеф тихо напевал:

Мой папа на охоте, ой, да, да!

Мой папа на охоте, ой, да, да!

— Ты это еще помнишь?

— Я много кое-чего помню, — сказал Джеф.

Дженни стала большая, стройная, с высокой грудью, — совсем уже взрослая девушка. Джеф обнял сестру и мать. — Ты такой большой, такой большой. — Не больше, чем был, — улыбнулся Джеф. Рэчел заметнее постарела, чем Гидеон, она плакала от переполнявшего ее счастья, нежно гладила лицо Джефа, ерошила его курчавые волосы.

Гидеон с Марком стояли в стороне. Марк сказал отцу: — Я читал в газетах...

— Ну?

— Как это вышло? И чего теперь ждать?..

— Я еще сам не знаю, чего ждать, — ответил Гидеон. — Об этом поговорим после.

— Плохо нас знают в Вашингтоне, — заметил Марк, — коли думают уничтожить нас одним росчерком пера.

— После поговорим.

— Плохо они нас знают.

Джефа повели осматривать дом. Для них самих все вдруг опять стало здесь новым. Дом был бревенчатый о пяти комнатах и беленый снаружи. Труба была сложена из красного кирпича. «Огнеупорный кирпич», — заметила Дженни. Рэчел показала ему кухню. Целый набор ярко начищенных оловянных кастрюль висел на стене; на полу стоял железный таган. Но что самое замечательное — в кухне был водяной насос. Рэчел накачала чистой холодной воды. — Попробуй, Джеф. — Пришлось попробовать. Он выпил стакан и похвалил воду. — А у других тоже такие дома? — спросил Джеф. — Ты все-таки член Конгресса...

— Всякий построил себе такой, какой ему хотелось. Люди разные — и дома разные. Но жаловаться нам не приходится. Земля у нас хорошая, кто любит и умеет работать — для того она хорошая. — Джеф спросил, что сталось со старыми хижинами, в которых они жили, когда были рабами, и Гидеон ответил, что стоят, где стояли, только пустые. — И никто в них не живет? — Нет, — сказал Гидеон. — Большой дом тоже никто не купил, никому он не нужен. — Что-то странное было в его голосе, что заставило Джефа внимательно посмотреть на отца. — Если у доктора будет время, — сказал Марк, — мы как-нибудь сходим в большой дом.

В Рэчел боролись два желания: то ли скорей подавать на стол горячие оладьи и жареную курицу, то ли сперва показать Джефу весь дом. Нет, она не станет ему ничего говорить о кроватях с пружинными матрацами, пусть сам увидит. Она повела его в спальни.

— Где живет Эллен? — спросил Джеф.

— У брата Питера. Все дети Алленби живут у него.

— Ей, верно, трудно было, когда старик умер?

— Она тогда пришла к нам, — промолвил Марк. — Хотела остаться здесь.

— А потом ушла?

— Ушла.

— Она знала, что я приеду?

— Знала. Все знают. Погоди, все сюда прибегут.

Рэчел положила руки на кровать, слегка надавила напружины, потом отпустила. — Мягко, как в люльке. Попробуй, Джеф. — Джеф нажал. — Да ты сядь. — Улыбаясь, он сел на кровать. — Ну давай же, давай, вниз, вверх. — Он покачался, затем встал и обнял мать. Теперь ее тянуло в кухню; они быстро прошли через другие спальни, через маленькую гостиную, уставленную мягкой викторианской мебелью, где также стоял письменный стол Гидеона и его книги.