Борис Шелепов - Их было трое

Хорунжий недовольно сощурил глаза и, глядя в блестящую лысину очкастого, как в зеркало, ответил:

— Меры военные, доктор Мачабели. А именно — засады на проселочных дорогах против команд новобранцев, наконец, крушения эшелонов, в которых они будут следовать в бригаду… Это, разумеется, на рассмотрение штаба Боевого Союза.

— С-слишком много шума и т-треска, господа! — ответил доктор, обращаясь, однако, не к хорунжему, а к одноглазому и мистеру «Стенли Грею». — Лучшими, п-пожалуй, будут меры медицинские…

Многие недоуменно и испуганно взглянули на говорившего, Стрэнкл заметно оживился.

Мачабели поднялся, почесал металлическим наконечником карандаша свои закрученные вверх усики и начал тихо что-то говорить. Знаур плохо слышал его. Одноглазый брезгливо морщился.

— Сатана… — пробурчал один из казаков, сухой, длинный, в синем чекмене, подходя к самому окну, за которым сидел Знаур. — Придумал, зараза, смертельные «укольчики» новобранцам…

Знаур понял страшный смысл того, о чем так таинственно говорил лысый доктор.

Гости возвращались разными улицами, шли с оглядкой, по одному.

Знаур ушел раньше, объяснив сонному дедушке Дзиаппа, что должен обязательно вернуться домой, к старому Габо.

Знаур шел быстро, почти бежал, спотыкаясь на неровной мостовой узкой улочки Осетинской слободки.

«Что делать?» — спрашивал он себя. — Они хотят убивать из засады и ядовитыми уколами добровольцев Красной Армии, таких, как Кудзиго и Кудзи, пускать под откос поезда с людьми.

Расскажу дада. Конечно! Но он опять будет тянуть. Сам пойду к главному комиссару. Может сейчас? Нет… лучше завтра. Сначала стащу у одноглазого револьвер.

Повесить бы доктора на площади возле атаманского дворца, собаку.

Почти следом за Знауром мистер Стрэнкл подходил к улице Лорис-Меликовской. Позади в двадцати-тридцати шагах маячила долговязая фигура Амурхана, провожавшего «высокого гостя».

Правая рука мистера покоилась на рукоятке тяжелого кольта.

«Кажется, русские лежебоки и эти азиаты начинают пошевеливаться, — размышлял чужестранец. — Пока все идет нормально. Наши эскадры подбросят еще два-три десанта. Армия повстанцев-казаков отрежет Кубань и весь Кавказ от центральной России. Чем ты, майор Стрэнкл, порадуешь своего шефа? А вот чем. Бесценные сокровища английской военной миссии восемнадцатого года — в моих руках. В дипломатической посылке все прекрасно сохранилось: секретные письма военного министра главе дипломатической миссии в Москве Локкарту о ликвидации большевистского руководства в Москве и на местах… Составленный полковником Пайком список завербованных агентов из числа экспроприированных коммунистами лиц, расписки агентов в получении денег… Кроме того — тайные схемы месторождений вольфрама в горах Большой Кабарды и морганита — на южных склонах Клухорского перевала, в Сванетии, схема скрытых нефтяных скважин в Баку, акции на них и много других ценнейших бумаг. За возвращение в метрополию одних только секретных писем назначена огромная сумма вознаграждения.

В определенный день и час отряды «Боевого Союза возрождения России» захватят во Владикавказе власть. Новое пополнение Осетинской красной бригады и других частей Терской области будет уничтожено еще до приезда на фронт. Обескровленная в Ессентуках национальная бригада перестанет существовать. Примерно через месяц Кавказ очистят от большевиков. И тогда самое главное сделано: нефть и сокровища Кавказских гор — наши.

Ключевой позицией тайно подготовленных ударов явится Владикавказ, откуда всем делом мудро и невидимо руководил Билл Стрэнкл».

— Олл райт! — так быстро Стрэнкл привел к радужной развязке свои желанные мысли. Возможность скорого восхождения кружила голову, преуменьшая опасность.

Как полагали сторонние наблюдатели-мещане, сидящие в своих подслеповатых домиках, поднимающаяся волна контрреволюции и царь-голод захлестнут Советскую власть еще до прихода крымских армий. А тот, кто был посвящен в тайные замыслы «возрожденцев», еще больше верил в неизбежность этого, как опытный убийца твердо верит, что удар кинжала в спину сделает свое дело…

Имея смутное понятие о том, какую силу в глубинах народа обрели ленинские идеи, какой великий смысл для людей труда таили слова «земля», «хлеб», «свобода», главари контрреволюционных заговоров допускали грубую ошибку в своих расчетах.

А между тем, на Курской слободке, в железнодорожных мастерских, на заводе «Алагир», на мельницах, электростанции и в казармах создавались части особого назначения, конные и пешие подразделения милиции, комсомольские посты для борьбы с хулиганством и охраны имущества граждан. Военный комиссариат формировал местные команды красноармейцев для ликвидации банд в горах.

Несмотря на тяжелые материальные условия, тиф, происки врагов, большевики готовили им сокрушающий удар, всюду наводился твердый революционный порядок.

Уже поздно. Мистер Стрэнкл сидит в буфетной рядом с Мэтт, смотрит на искрящееся в бокале вино, размышляет: «Сделать предложение сейчас или подождать?..»

Девушка думает о другом.

— Я плохо разбираюсь в политике, но, даже наблюдая за жизнью из окна этого дома, вижу, что вашим друзьям несдобровать, — говорит она весело.

— Хм. Любопытно. Что же вы видите, Мэтт? — усмехается Стрэнкл.

— Что я вижу? Хотя бы то, что под красными флагами шагают по городу молодые, сильные. А к вам по ночам приходят плюгавые, хромые, безглазые… — глаза мисс смеются.

Настроение Билла меняется, его охватывает раздражение.

— Вам полезнее играть в теннис. Там у вас получается куда лучше, нежели рассуждения о политике.

«Майор Стрэнкл не намерен заискивать перед упрямой девчонкой, хотя бы и богатой, и прощать каждый раз ее колкости. Надо дать ей понять».

Он залпом выпил вино, немного помолчал, взял со стола сафьяновую папку, резко встал и, сухо пожелав Мэтт спокойного сна, пошел из буфетной.

Мэтт проводила его сердито-насмешливым взглядом. И тут заметила у ног листок глянцевой бумаги. Видимо, он выскользнул из папки от порывистого движения Билла. (Непростительная оплошность!). Девушка поднесла листок к лампе и прочитала:

«Для кода. Сэру Н.»

В дополнение к ранее изложенному:

1. В призывной комиссии Владикавказа состоит на службе подданный Турции доктор Лади Георгиевич Мачабели (Расписка № 19 от 20 сентября 1918 года — 350 фунтов стерлингов). На днях начнет производить мобилизованным прививки вакцины «Ц». Смерть наступает на 6—7 день после инъекции, как при тяжелой форме тифа.

2. Для сбора исторических документов королевскому музею о жестокости большевиков намечаю выезд к Кубанскому фронту. Боюсь, что м-р Поркер будет чинить препятствия, т. к. всегда твердит, что он вне политики и прибыл в Россию с чисто гуманными целями. Сожалею, что без вашего благословения не могу избавиться от столь инертного официального шефа».