Борис Костюковский - И нет счастливее судьбы: Повесть о Я. М. Свердлове

Свердлов налил из котелка чаю в кружку.

— Яков Михайлович, может, сахару принести, так я мигом.

Это Горюн вызвал общий смех.

— Чего это вы? — смутился Порфирий. — Пустой чай — кому приятно...

— Спасибо, друг. Я привык. Главное, чтоб горячий...

И пошёл в казарме разговор. Горюн, слушая, вертел усы с каким-то особым ожесточением. Катя следила за ним внимательно — ожил этот солдат.

Порфирий и в самом деле переживал сложное чувство прозрения. Он был из тех русских мужиков, которые трудно расстаются со своим убеждением: не верил Ивану, не верил Лагутину, а верил только тем, кто обещал землю. Верил потому, что хотел верить в это, и уже видел себя хозяином своей землицы — жирной, что у самой помещичьей псарни, где в дождливую погоду телеге не проехать... Он мысленно щупал руками эту землю, выжимая из неё воду, и она рассыпалась у него на ладони мукой-крупчаткой, только чёрной, сверкающей на солнце мириадами блёсточек, пахнущей пряно, раздражительно до слёз... Эх, самарская земля, на Волге настоянная, какой же ты могла бы быть обильной в его мужицких руках!

Горюн ссутулился, стал чем-то похож на медведя, сильного, упрямого, взъерошенного.

— Говори, Михалыч, — с такой решимостью выдохнул из себя Горюн, что все невольно повернулись к нему, и слово «говори» означало солдатское «приказывай».

Иван и тут не сдержал своего буйного нрава:

— Да что там говорить! Оружие в руки — и пошёл. У Временного без силы землю не выпросишь. Давай новую революцию! Нашу!

— Погоди, Иван, — остановил его Свердлов. — Революцию не Милюков с Керенским делали, а народ, и мы, большевики во главе с товарищем Лениным, верим в то, что она может мирным путём перерасти в революцию социалистическую. Такой план предложил Ленин, и он реален. Ну а если Временное правительство, меньшевики и эсеры встанут на пути...

— Тогда мы знаем, что делать, — твёрдо сказал Горюн.

Вопросов больше не было, в казарме установилась тишина.

К Свердлову подошёл Иван и медленно, спокойно проговорил:

— Спасибо, Михалыч. За честность. За правду.

Обстановка на съезде Советов была напряжённой. Демагогические речи меньшевиков и эсеров то и дело прерывались едкими репликами слева — у самых окон, на свету, сидели большевики. Ленин записывал что-то, кому-то передавал записки, с кем-то переглядывался.

На трибуне заливался соловьём Керенский. Большевики — Ленин, Свердлов, Джапаридзе, Ногин, Васильев-Южин и другие их товарищи — отлично знали, к чему клонит военный министр: поддержать, повторить призыв ко всеобщему наступлению на фронте. Красиво говорит бывший адвокат. Да только вряд ли наполеоновской позой да эффектной фразой можно замаскировать истинную суть этого контрреволюционного, антинародного шага.

Долгая, пространная речь лидера меньшевиков Церетели была посвящена вопросам демократии. И когда ему казалось, что слова не в состоянии выразить все его мысли и чувства, он простирал к небу руки, словно молился.

— В настоящий момент, — поучал Церетели, — в России нет политической партии, которая говорила бы: дайте нам в руки власть, уйдите, мы займём ваше место. Такой партии в России нет!

— Есть!

Это Ленин.

— Есть такая партия! — повторил Владимир Ильич. — Это партия большевиков.

Выступая затем на съезде, Ленин особо коснулся речи Церетели:

— Он говорил, что нет в России политической партии, которая выразила бы готовность взять власть целиком на себя. Я отвечаю: «есть! Ни одна партия от этого отказаться не может, и наша партия от этого не отказывается: каждую минуту она готова взять власть целиком».

Ленинская речь была в центре внимания. И хотя предложенный проект резолюции не прошёл — большевики были на съезде в меньшинстве, они в главном чувствовали, что поднялись на новую ступень — ближе к победе.

Яков Михайлович на съезде получил ещё одно серьёзное партийное поручение. Его официально выразил документ, написанный от руки чёрными чернилами Еленой Дмитриевной Стасовой: «Сим удостоверяется, что Центральный Комитет Российской социал-демократической рабочей партии делегирует во Всероссийский Центральный Исполнительный Комитет Советов рабочих и солдатских депутатов члена Центрального Комитета Российской социал-демократической рабочей партии Якова Михайловича Свердлова».

Июльское утро. Низко плыли над Питером рваные тучи, опуская на землю мелкий, похожий на пыль, дождь. Яков Михайлович шёл на Коломенскую улицу, где сейчас в здании старой гимназии находился Секретариат ЦК — отыскала-таки помещение для него неутомимая Елена Дмитриевна. Сегодня, как всегда, Свердлов распределит «кого куда». Так условно называл он направление большевиков в рабочие коллективы — с лекцией, докладом или просто для участия в митинге, собрании, сходке. Луначарский, Дзержинский, Коллонтай... Правда, Владимира Ильича нет дома, он уехал за город: работает над очередной статьёй для «Правды». Завтра обещал приехать в Питер.

Яков Михайлович представил себе, как без улыбки поздоровается с ним Стасова, приветливо улыбнутся сёстры Менжинские...

Вошёл — и удивился: Елена Дмитриевна улыбалась!

— Что произошло? Это чудесно, что вы улыбаетесь!

— Хоть погода неважная, Яков Михайлович, а у меня хорошее настроение.

— Превосходно. По этому поводу я должен преподнести вам какое-нибудь лакомство.

— А мы не возражаем, — дружно ответили сёстры.

В те дни работы в Секретариате ЦК прибавилось. Свердлов показал Ленину письмо из Гельсингфорса от Антонова-Овсеенко, в котором сообщалось о росте большевистского влияния среди моряков Балтики. Такие же письма приходили из других губерний России, Украины, Белоруссии. Поступавшие в ЦК денежные отчисления — 10 процентов от различных партийных доходов местных организаций — свидетельствовали о том, что влияние партии растёт, растут и её ряды. Это требовало большой организаторской работы Центрального Комитета. Только в июне ЦК разослал письма и телеграммы в Баку и Тифлис, Киев и Екатеринослав, Саратов и Екатеринбург, Харьков и Ростов. В них разъяснялась позиция ЦК, информировалось о состоянии дел в столице, были ответы на те или иные просьбы.

Особенно остро стоял вопрос о партийных работниках на местах. Член Средне-Сибирского бюро ЦК Яковлев, например, сообщал, что местные партийные организации забросали его просьбами «прислать организаторов». С аналогичным письмом обратился в ЦК и Киевский комитет большевиков. Яков Михайлович, лучше других знавший партийные кадры (с одними переписывался ещё в подполье, с другими общался то в ссылке, то в короткие сроки пребывания «в бегах»), по возможности направлял товарищей в крупные промышленные центры России. По решению ЦК выехал в Екатеринбург Филипп Голощёкин, в Сибирь направлен Борис Шумяцкий... Да только ли они? Но это не решение вопроса. Вот почему на просьбу сибиряков и киевлян пришлось отвечать так: «Выход один: воспитание местных работников из рабочих масс, издание и распространение литературы...» Как правило, к таким письмам-ответам прилагались брошюры и книги, изданные в Питере и Москве.