Борис Костюковский - И нет счастливее судьбы: Повесть о Я. М. Свердлове

Однажды с Крыленко они пришли к Малиновским. Было позднее время, и оба изрядно проголодались. Петровская немедленно предложила бы поесть, но Стефа Малиновская, как назло, что-то увлечённо шила под монотонный стук зингеровской машинки.

Когда пришёл Малиновский, заговорили о делах, и как-то забылось о голоде. Но муж спросил у Стефы:

— Ты кормить нас будешь?

— Конечно, конечно, — заторопилась она. — Правда, в моих закромах — хлеб, картофель и огурцы.

— А мы от тебя рождественского гуся и не требуем, муж не заработал, — пошутил Малиновский.

Одно, казалось, малозначительное обстоятельство намотал себе на ус в тот вечер Яков Михайлович: не слишком щедра улыбчивая Стефа. Если бы он мог на несколько лет заглянуть вперёд!

Но разве придёт в голову, что многочисленные провалы самых искушённых в конспирации товарищей — дело рук Малиновского? Что длится его провокаторство уже много лет? Что этот человек кощунственно совмещал внешний облик революционера, деятеля партии и гнилое нутро предателя революции?

Если бы знать, как точно почувствовал что-то неладное Ленин, когда в Питер приехал один из отъявленных меньшевиков — Дан, чтобы возглавить газету «Луч». И никто его не тронул, никто даже не попытался арестовать. А между тем у большевиков — тяжкие провалы, аресты.

— Странная, архистранная история с Даном! — удивлялся Владимир Ильич. — Живёт свободно, ходит во фракцию, редактор «Луча» и т. д.!! Какую-то большую игру ведёт тут охранка!

Знать бы тогда, какую именно... Не знал этого Ленин, не знал и Свердлов.

То ли царская охранка почувствовала, что в Петербурге появился могучий организаторский центр, то ли по другой причине, но большевики — депутаты Думы заметили необычное оживление вокруг своих квартир. Вообще-то шпики никогда не обделяли вниманием многоэтажный дом на 10-й Рождественской. И хотя депутаты пользовались правом неприкосновенности, охранка не спускала глаз ни с этих «легальных врагов власти», ни с тех, кто их посещал...

О том, что редакция «Правды» реорганизована и в её состав введён Андрей Уральский, царская охранка знала отлично. И хотя каждый шаг его был ей известен, она не на шутку встревожилась. Летели во все инстанции донесения, ориентировки, распоряжения. «В департаменте полиции получены сведения о том, что... в квартире члена Государственной думы Григория Ивановича Петровского состоялось собрание членов Русского бюро Ленинского Центрального Комитета Российской социал-демократической рабочей партии в составе Андрея Свердлова, членов Государственной думы Петровского и Малиновского...»

Директору департамента полиции Белецкому нелегко было отдать распоряжение об аресте Свердлова: эта акция так или иначе могла бросить тень на Малиновского, числящегося в охранке под кличкой Портной. Где найдёшь такого осведомителя да ещё в самых жизненных центрах ленинской партии — в ЦК, в думской фракции, в редакции «Правды»?..

Опытный жандармский блюститель порядка Виссарионов, любимец высших чинов Министерства внутренних дел, требовал ареста Свердлова с особым усердием: он, видите ли, знает этого хитреца уже более десяти лет, ещё в Нижнем, будучи следователем, допрашивал притворщика. Свердлов, тогда ещё мальчишка, вёл себя самоуверенно: знать не знаю и ведать не ведаю... Юноша умел заметать за собой следы: даже он, Виссарионов, не мог их отыскать. Хотя для пущей важности пришлось подержать его в тюрьме, всё-таки доказать виновность тогда не удалось. Виссарионов в душе себе признавался, что и сам поверил тогда в его невиновность — пошалил мальчишка, с кем не бывает. С годами сие проходит. Пройдёт и у него. Ох, если бы знать, какая фигура, какая яркая и опасная личность вырастет из сына нижегородского гравёра. «Уж не с уважением ли я к нему отношусь?» — внутренне потешался над собой Виссарионов.

Так или иначе, Виссарионов настаивал на аресте Свердлова, и Белецкий понимал, что он прав. С приездом Андрея Уральского в Петербург дела большевиков значительно улучшились, их победы над меньшевиками среди рабочих стали всё больше и явственнее. А Малиновский... Что ж, нужно их разлучить и произвести арест на квартире другого депутата. Свердлов живёт у Самойлова? Великолепно. Там и взять...

Ростовцев давно предупреждал Якова Михайловича о слежке. Свердлов благодарил Григория, но, как всегда, был настроен оптимистично: работать-то нужно! Связные приносили ему материалы из «Правды», из Петербургского комитета, обеспечивали по мере возможности всем необходимым.

Была среди связных и сестрёнка Сара. Она жила в Питере, после того как в Саратове закончила акушерские курсы — в этом ей помогла, конечно, Софья... Милая, добрая Софья. Она никому не отказывала в помощи. И Якову доводилось пользоваться её гостеприимством, когда, сбежав из ссылки, вдруг являлся к ним «подкормиться да отоспаться». Подружилась Софья с Клавдией Тимофеевной, признав в ней не только преданного друга Яши, но и интересного, умного собеседника.

У младшей сестры Сары жизнь складывалась менее удачно. Яков знал причину: не угасла в ней первая и несостоявшаяся любовь — он умер в тюрьме. Никому ни слова не говорила о своём горе, только самые близкие люди знали, точнее, догадывались и молча переживали за неё. Милая сестрёнка. Добрая и сердечная. В дни, когда Яков был в Питере, она помогала ему, чем могла, не считаясь ни со временем, ни с опасностью. Появиться в редакции «Правды», отнести материал Якову и не привести за собой «хвоста» было нелегко...

Сигнал опасности подал дворник. Он пришёл на квартиру Самойлова явно расстроенный. Было видно, что ему нужно что-то спросить, о чём-то предупредить, но он не знает, как это сделать. Самойлов, почуяв неладное, сам начал разговор:

— Вы чем-то обеспокоены?

— Есть немного.

— Но думаю, что это не очень серьёзно. Ни вашему здоровью, ни свободе, ни работе не повредит.

— Насчёт здоровья не жалуюсь, а вот насчёт работы... Как сказать... А для меня работа — и жалованье, и жильё.

— Так кто же угрожает вашей работе?

— Вы. Вы, господин депутат.

— Я? Каким образом?

— Сказывают, непрописанное лицо содержите.

— Ну, бросьте.

— Да мне-то что. Только Филька по двору нашему бродит. Знаю я его давно. Не одного вашего брата он выследил.

— Меня это не касается.

— Может, и так, да только ежели полиция нагрянет...

— Не имеет права.

Дворник презрительно ухмыльнулся:

— «Права»! Скажете тоже... Так, если она наскочит, и вам и мне несдобровать. Мне-то вроде и не за что...

Самойлов, как мог, успокоил дворника.

...Филёр, тот самый Филька, не покидал двора ни на минуту. Уже опустилась на Пески ранняя зимняя мгла, а он бродил, уткнув нос в воротник, и только глаза его шарили по двору.