Владимир Москалев - Королева Бланка

– Какого рода известие? О чем? – Бланка бросила на камердинера тяжелый взгляд. – Ты не догадался у нее спросить?

– Я спросил, но она ничего не пожелала мне сказать, – развел руками Понсар. – Она сообщит только своей госпоже – такими были ее слова.

– Что еще за новости! – вскинула брови Агнесса – Где ты ее видел и когда?

– Да только что, ваша милость.

– Где же она?

– Здесь, совсем рядом, всего в нескольких шагах.

Агнесса, недоумевая, бросила вопросительный взгляд на королеву. Бланке в ответ оставалось только понимающе кивнуть с легкой улыбкой:

– По всей вероятности, разговор секретный, причем даже вдовствующей королеве не положено знать такие тайны. Ступайте, Агнесса, и возвращайтесь, что бы ни сообщила вам камеристка. Быть может, я смогу вам в чем-либо помочь.

Агнесса вышла. Камеристка стояла у арочного перекрытия и, было видно, в нетерпении ждала свою госпожу.

– В чем дело, Бланкетта? – строго спросила ее мадам де Боже. – Какую такую важную весть ты принесла, что не побоялась добраться даже до покоев королевы? Благодарение Богу, стража знает тебя в лицо, в противном случае тебя просто вышвырнули бы отсюда как последнюю нищенку.

– Мадам, – в ответ на это взволнованно заговорила камеристка, – мне не терпится сообщить вам приятную новость, это и побудило меня немедленно же разыскать вас.

– Что за новость? Говори же скорее!

– Ко двору прибыли торговцы пушниной! Великолепные меха: соболя, белки, горностай! А какие ткани! Уверена, вам не доводилось видеть подобной красоты. Ткани эти с Востока. О, сарацины понимают в этом толк! А меха из Руси. Зная вашу страсть к такого рода вещам, я бегом бросилась за вами.

У Агнессы тотчас загорелись глаза. Она и в самом деле обожала наряды и всегда одевалась по последней моде. Об этом было известно всему двору. Но, мало того, супруга графа Шампанского нередко и сама диктовала моду. Так, например, по ее инициативе придворные дамы в Шампани стали расширять и удлинять рукава, а накидную одежду удлинили до размеров платья с длинным шлейфом; затем она придумала прикреплять к плащам откидные воротники треугольной формы, спускавшиеся до середины груди. Кроме того, с ее легкой руки женщины стали носить высокие головные уборы, похожие на чалму, а на шапочку с жестким околышем надевали в виде украшения шапель, или венец; обычную белую ткань при этом сменили на бархат и шелк, украшенные драгоценностями. Нововведения очень скоро прижились в кругу парижских модниц, затем добрались до Англии, Германии и Италии.

– Ты верно поступила, Бланкетта! – возбужденно воскликнула Агнесса, выслушав свою камеристку. – Где сейчас эти торговцы?

– На аллее, где недавно состязались в стрельбе из лука. Там уже идет бойкая торговля. Ах, мадам, вам следует торопиться, пока не раскупили лучший товар.

– Ты права, скорее идем туда! Ожидай меня здесь, я скоро вернусь, только предупрежу королеву-мать.

Она вернулась в покои Бланки и торопливо, что называется в двух словах, поведала о сообщении камеристки.

– Мадам, я тотчас должна быть там! Скоро праздник – день Поминовения, – и я мечтаю покрасоваться в новом роскошном платье. Если хотите, мы пойдем вместе – мне будет приятен выбор, сделанный вашей рукой. Быть может, вы подберете кое-что и для себя.

Вздохнув, Бланка печально улыбнулась.

– О каких нарядах вы говорите, моя милая? Вдовствующей королеве Французской не пристало шить новое бальное платье, ее удел – носить траур. Да и прошло мое время наряжаться: мне уже не двадцать лет, а значительно больше. Мой гардероб и без того велик; боюсь, мне не сносить всех моих платьев до глубокой старости. Ступайте, Агнесса, я вижу, вам не терпится уйти. Заходите потом ко мне, ведь вам, конечно же, захочется похвастаться покупками. Ну и я немного погрущу, вспоминая свои юные годы, когда чуть ли не ежедневно меняла наряды.

Присев в легком реверансе, Агнесса вышла из покоев королевы, и они с Бланкеттой не мешкая направились в сторону будущей улицы Мельников.

Бильжо торопился. Амальда едва поспевала за ним. Лестничный марш он не прошел, скорее, пробежал. Дочь барона Жерара миновала за это время всего несколько ступенек.

– Куда ты так спешишь, словно за тобой вот-вот сомкнутся воды Чермного моря? – с укором спросила она.

Не отвечая, скрестив руки на груди и опустив голову, Бильжо стоял внизу в ожидании. Подойдя, Амальда положила руки ему на грудь.

– Не время предаваться размышлениям, – мягко сказала она. – Да и о чем они? Тебя беспокоит мой внезапный отъезд?

Он поднял на нее тяжелый взгляд. В его глазах читалась тревога.

– Мы простимся во дворе, – коротко сказал Бильжо. – Я дам тебе несколько человек.

– Разве ты не проводишь меня до ворот? – В голосе Амальды сквозили нотки огорчения.

– Нет.

Они спустились во внутренний двор. Бильжо был хмур, но заставил себя улыбнуться. Ему было не по себе. Он чувствовал, что делает что-то не так. Его тянуло вернуться, его помыслы, душа, сердце – все рвалось туда, откуда он ушел, покинув свой пост. Он не мог объяснить себе, почему стремился скорее уйти с этого места и вновь оказаться рядом с королевой. Он понимал, что Амальда не простит ему холодного прощания и, обняв ее за плечи, искал необходимые в таких случаях теплые слова, но не находил их. Он был недоверчив по природе, и сейчас, вспоминая рассказ Амальды, не переставал задавать себе вопрос: зачем и кому нужно, чтобы она поехала в Овернь? Разве поверенный ее отца, коли уж он заранее обнадежил ее, не может уладить дело без ее присутствия? Почему так необходимо, чтобы она была рядом? Или нужна всего лишь ее подпись, так как бумаги, удостоверяющие ее родословную, находятся в замке Лонгеваль? Но подпись можно получить и здесь, а потом с этим документом вернуться обратно… Зачем кому-то понадобилось, чтобы Амальда покинула Париж? Зачем ее выманили из королевского дворца? Выманили?..

Размышления Бильжо прервал его давнишний приятель, проходивший как раз в это время мимо него.

– Удивительные нынче творятся дела, мой друг, – сказал этот человек, останавливаясь и отвешивая легкий поклон даме [48] В то время этикет, принятый при дворах Людовика VII, Филиппа II и Людовика VIII, порою довольно грубо нарушался. Вскоре при дворе Людовика IX и вовсе стали забывать принятый порядок поведения. Короля Филиппа Красивого, внука Людовика, возмутил такой факт; во время его правления (1285–1314) ни один придворный не посмел бы так бесцеремонно обратиться к приятелю, почти игнорируя его спутницу. Он бы извинился и попросил у дамы разрешения сказать ее кавалеру несколько слов. .

Бильжо не ответил. Он ждал. Что-то подсказывало ему, что эта неожиданная встреча таит в себе некий ключ к загадке, над которой он ломал голову.