Владимир Москалев - Королева Бланка

Разумеется, сразу же, едва собрались все вместе, запели дифирамбы в адрес короля и его матери.

– Ах, мадам, – воскликнула Маргарита де Куртене, – ваш Рапид и вправду достоин своего имени. Мой Дегур не успел нацелиться на цаплю, как ваш сокол уже вцепился и одним ударом прикончил ее.

– Он выбрал самую жирную, – подыграла ее сестра Матильда. – Поистине, эта цапля – лучший трофей сегодняшней охоты.

– Его величество едва ли отстал от своей матери, – первой решила отозваться с похвалой в адрес юного короля Агнесса де Боже. – Правда, почти все утки упали в воду, зато его сокол сбивал их быстрее, нежели собаки успевали вытаскивать их на берег.

– Если иметь в виду количество, – высказался Аршамбо, – то в этом отношении число трофеев короля, несомненно, окажется выше, нежели у вас, мадам. – Маршал слегка поклонился Бланке.

Людовик тотчас вступился за мать:

– Это так, Аршамбо, но по качеству… Взгляните! – И он указал рукой на корзину, в которую сокольник уложил несколько цапель и уток – добычу Бланки. – Не кажется ли вам, что гораздо удобнее ощипать одну жирную цаплю, нежели четверть дюжины уток?

– Кто может спорить, государь! – развел руками Аршамбо. – Однако жаркое воистину вкуснее тогда, когда его только что сняли с огня, нежели когда его подадут подогретым.

– Я вижу, и у вас неплохой «улов», – кивнула Бланка на лошадь Аршамбо, с седла которой, привязанные за шею, свисали две цапли и три утки, – да и у вас тоже, – перевела она взгляд на Елизавету Амьенскую. – А вот что касается мадам де Суассон…

Все поглядели на лошадь Рутгельды, у седла которой висели одна утка и четыре куропатки.

– Ах, государыня, – вскинув брови, делано вздохнула госпожа де Суассон, – где уж мне, да и остальным тоже, было угнаться за вами и вашим сыном. Не успели мы пустить наших соколов и ястребов, как ваши птицы атаковали самых жирных цапель и уток. Нам остались лишь куропатки.

– Однако клянусь Вакхом, эта птичка не уступит по вкусовым качествам своим более крупным собратьям, – стал на защиту мадам де Суассон, а заодно и всех куропаток на свете Жан де Немур по прозвищу Короткая Шея. – Мне довелось однажды побывать в кабачке «Гордая курица», это в самом конце Прачечной улицы. Верите ли, мадам, и вы, сир, – обратился он к Бланке и Людовику, – я был столь восхищен этой чудной птицей, что даже заплатил за ужин мэтру Лимаре вдвое больше положенного. К этому прибавлю, что надо отдать должное искусству, с которым этот потомок Дипнофор [57] Дипнофоры – знатные женщины, подносившие угощение. В переводе – «приносящие обед». готовит свои блюда. Он обкладывает дичь луком, сыплет перец, соль и поливает бордоским вином. Потом, когда подает на стол, он украшает обжаренную птицу зеленью, брызгает на нее лимонным соком, сдабривает чесночным соусом, снова обсыпает всевозможными приправами и ставит рядом пару бутылок своего лучшего вина.

– Черт вас возьми, Немур! – вскричал Тибо, бросая вожделенный взгляд на уже готовые, еще пузырящиеся жиром окорочка, и покрытые золотистой корочкой дымящиеся крылышки, которые повара снимали с еще не остывших углей. – Своими рассказами вы способны нагнать зверский аппетит не только на окружающих, но даже на монаха в постный день. Клянусь колыбелью Иисуса, искушение окажется сильнее его, и он помчится в «Гордую курицу», испросив при этом, надо полагать, позволения у Всевышнего. Как полагаете, ваше преосвященство, отпустит ему Господь этот грех?

И Тибо с любопытством поглядел на легата. Кардинал, напичканный изречениями из Библии и «Деяний святых апостолов», не преминул отреагировать на это:

– «Когда видишь обильную снедь, богатство или мирское владычество, размысли о том, что в них есть тленного, – и избежишь приманки». Однако коли не устоит монах перед соблазном, Бог простит ему этот грех. Ибо «сколько бы грехов ни было у кого, и как бы велики ни были, у Бога милосердия еще более, потому что, как Он Сам бесконечен, так бесконечна и милость Его». Что же касается искушения, то сие – суть страсть. Страсти же искореняются и обращаются в бегство непрестанным погружением мысли в Боге. Это – меч, умерщвляющий их.

Выступление кардинала произвело впечатление. Слушателям показалось, будто они только что прослушали воскресную проповедь в церкви Богоматери.

– Стало быть, граф, Господь простит своему слуге этот грех, – нарушил молчание Людовик, – тем более что, если припомнить Священное Писание, Христос вовсе не запрещал есть мясо во всякий будний день. Только у еретиков мясо под запретом.

– Тогда еще Спасителю не угрожала Голгофа, – возразил на это легат, – а свой крест туда Он понес, как известно, в пятницу.

– Так вот откуда взялся постный день! – воскликнул юный король. – Его установила Церковь! А что еще, господин кардинал, Церковь выдумала такого, что идет вразрез с Новым Заветом? Мне кажется, здесь она потрудилась на славу.

Кардинал вознамерился было броситься на защиту Святой организации, но Бланка властно подняла руку, не дав ему раскрыть рта.

– Перестаньте, Людовик, и вы, кардинал. Мы не на церковном диспуте.

– Говорят, еретики верят в некое переселение душ, – подал голос граф Неверский, затрагивая прежнюю тему, – будто бы во искупление грехов человека душа его входит в тела животных и птиц, даже земляных червей. Не потому ли они не едят мяса, что боятся съесть чью-то душу?

– Среди нас нет еретиков, – в заключение произнес Гуго де Клеман. – Все мы добрые католики и потому не собираемся верить этим бредням, не так ли, господа?

Бланка, засмеявшись, кивнула:

– Оставим эти разговоры нашим святым отцам. Предлагаю незамедлительно приступить к завтраку, тем более что барон де Немур своим рассказом возбудил в нас нешуточный аппетит.

Фрейлины восторженно захлопали в ладоши и заторопились к угощению, но не посмели приступить к нему – начать полагалось августейшим особам. Им же лучшие куски. И лишь после того как Людовик вонзил молодые крепкие зубы в еще горячую птичью ножку, охотники бросились к вертелам и стали торопливо снимать с них румяные окорочка, грудки и крылышки. Слуги тем временем откупорили бочонок с вином. И потекла неторопливая беседа, перемежаемая хрустом косточек и прожаренной кожицы, запиваемых вином с плантаций Шампанского графства.

Бланка, съев пару ножек и насытившись этим, откинулась на раскладном стуле. Двор, расположившись прямо на траве, шутил, смеялся, рассказывал забавные истории, а она смотрела в серое осеннее небо и думала о сегодняшнем дне. Он внес в ее душу успокоение и тихую радость. Были забыты – хотя бы на сегодня! – все волнения, страхи. Никаких заговоров, мятежей – всё это на задний план, в прошлое, предано забвению. Нынче же взгляд – в настоящее! Жизнь прекрасна! Какие красивые вокруг луга, деревья, как чиста вода в озере, и сколь дивные трели выводят птицы, наблюдающие из ветвей за пиршеством людей! Как вообще хорошо жить на свете: видеть все это, слышать и дышать чистым прохладным воздухом, предвестником скорых холодов!..