Борис Островский - Лазарев

Наконец в Ново-Архангельск прибыл долгожданный шлюп «Предприятие», где командиром был известный моряк капитан-лейтенант Коцебу. Теперь уже никто не задерживал Лазарева, он мог вернуться на родину.

И вот здесь, на дальней окраине мира, на бесплодной холодной Ситхе, наступила развязка поединка между Кадьяном и подневольными матросами. И что самое замечательное, в этом конфликте победителями оказались крепостные матросы.

Условия питания в Ново-Архангельске были скверные. Хлеб привозной, из Калифорнии, а земля хоть и давала с трудом корнеплоды, но почва была настолько завалена камнями и всяким мусором, что казалась вовсе не пригодной под огороды. И вот Лазареву пришла хорошая мысль: самим заняться подготовкой огорода под картофель и другие овощи. Матросы приветствовали идею своего командира. Стосковавшись по деревне, по земле, они, как один, сошли на берег и энергично принялись за работу. Руководил работами, как обычно, старший офицер, лейтенант Кадьян. Как-то Лазарев, съехав на берег, решил узнать у огородников, каковы их успехи. Но тут произошло событие, совершенно неожиданное. К Лазареву подошли выборные от команды и спокойно, но твердо заявили, что не вернутся больше на корабль, пока не будет списан ненавистный им Кадьян, который и после случая в Тасмании издевается над ними и избивает еще сильнее.

И Лазарев, быть может, первый раз за всю свою службу смутился и не знал, что ответить. Целый рой мыслей, вытесняя одна другую, проносился в его голове. Матросы удачно выбрали момент, чтобы обезоружить своего командира. Они были на острове единственной сплоченной организованной силой и могли найти приют и поддержку у туземцев-алеутов, угнетаемых русскими властями.

Положение было сложное и тяжелое. Ведь перед Лазаревым как-никак стояли «бунтовщики», которых присудили бы к плетям и каторге. Но грозить матросам судом, кричать на них было совершенно бесполезно. Матросы не послушали бы его, а скандал получился бы грандиозный. И кроме того, в глубине души Лазарев не мог не чувствовать, что матросы правы. И Лазарев уступает.

- Будь по-вашему, ребята, - говорит он им. - Сегодня же я спишу старшего офицера. А вы возвращайтесь на корабль и приступайте к работам… Да смотрите, не болтать!

И, радостно загудев, матросы отправились на корабль. Они верили слову начальника и не ошиблись. Кадьян в тот же день был списан с корабля «по собственному желанию». Так состоялась «полюбовная сделка» между командиром и командой. Лазарев скрыл все происшедшее на Ситхе от начальства, чем спас команду «Крейсера» от жестокой расправы.

Если говорят, что тайна плохо держится даже среди троих, то можно ли допустить, чтобы слухи о волнении матросов в Тасмании и на Ситхе, где было замешано до 150 человек, не дошли бы до ушей петербургского высшего начальства? Разумеется, нет. Всего вероятнее будет предположить, что к происшедшему отнеслись как к явлению случайного порядка, вызванного недостойным поведением одного из офицеров, который и был смещен. Высокий авторитет и уважение к Лазареву также способствовали тому, что все это дело, не получив хода, «осталось, по выражению Завалишина, тайной для истории официальной».

К намеченному сроку огород был подготовлен и засажен. Однако алеуты ночью перекопали его.

Правитель колоний, капитан-лейтенант Муравьев, потребовал выдачи зачинщиков и арестовал несколько человек заложников. В ответ алеуты осадили крепость и грозили уничтожить весь русский поселок, если не будут освобождены заложники.

Алеуты с криком стали расшатывать крепостные стены. В крепости были орудия, но вряд ли они принесли бы пользу, если бы в нее ворвались толпы туземцев. К счастью, Лазарев оказался на месте.

Еще во время первого посещения Ново-Архангельска он хорошо обследовал здешние проливы между островами и среди них обнаружил один очень глубокий, пригодный для прохода большого корабля. Вот через этот-то пролив Лазарев провел «Крейсер» и отдал якорь у стен самой крепости. Алеуты, считавшие себя в полной безопасности, были изумлены.

Раздается холостой залп из всех орудий «Крейсера». Алеутов предупреждают, что немедленно будет открыт боевой огонь, если они не разойдутся. Поняв, что их дело проиграно, они разошлись, представили зачинщиков и уплатили штраф. По настоянию Лазарева заложников тут же освободили, вернули алеутам штраф, но объявили, что если они осмелятся еще раз угрожать русским, то навсегда будут изгнаны из залива и их не допустят к ловле сельдей

Происшествие на Ситхе было, по выражению Завалишина, «последним, выходившим из ряда обычных случаев событием на фрегате».

16 октября жители Ново-Архангельска провожали «Крейсер» в дальний путь. Многие со слезами на глазах благодарили Лазарева за все, что он сделал для них: обеспечил хлебом, без жертв усмирил восстание алеутов, научил сажать овощи… По словам Лазарева, он оставил русскую колонию в Америке «в весьма надежном и цветущем состоянии».

Фрегату предстоял огромный путь вдоль берегов Америки, мимо мыса Горн и далее на север к берегам Европы. Для пополнения запасов продовольствия, ремонта корабля и отдыха команды намечался заход только в два порта: в Сан-Франциско и Рио-де-Жанейро.

И снова бесконечные штормы и противные ветры опрокинули все расчеты. «Плавание наше до Сан-Франциско, - доносил Лазарев в адмиралтейств-коллегию, - было чрезвычайно продолжительное по причине беспрестанных почти противных ветров, которые особенно около параллели мыса Медо-сино свирепствовали тринадцать дней с такой жестокостью, что мы большую часть времени находились под рифлеными триселями» 1. [1 Триселями назывались изобретенные Лазаревым дополнительные, косые, четырехугольные паруса. При умелом обращении с ними триселя значительно увеличивали маневренность корабля. Принятые и в зарубежных флотах, триселя не раз выручали мореплавателей во многих затруднительных случаях.]

Тридцать семь суток почти непрерывных штормов настолько истомили и обессилили людей, что многие из них заболели. По приходе в Сан-Франциско их пришлось положить в судовой лазарет. Но сам фрегат оказался во всех отношениях образцовым 1. Лазарев доносил в Петербург: «Я с особенным удовольствием должен сказать, что хорошая конструкция фрегата, крепость рангоута и стоячего такелажа были причиной того, что в ужасные бури мы находились спокойнее в море, нежели многие суда в лучшем порте». [1 «Крейсер» был выстроен в Архангельске известным судостроителем Курочкиным.]

Около месяца пробыл «Крейсер» в Сан-Франциско. Как ни был крепок и вынослив корабль, но непрерывная борьба с океанскими волнами, подбрасывание и швыряние из стороны в сторону сильно порастрясли его хорошо слаженный корпус. Снова необходим был ремонт, который успешно производился теперь в Сан-Франциско.