Кен Фоллетт - Избранные произведения. II том

В основном говорил начальник полиции. Глава фашистов несколько раз сдержанно кивнул и задал несколько вопросов. Потом они пожали друг другу руки, и Мосли ушел.

Он вернулся в парк и стал совещаться со своими офицерами. Среди них Ллойд узнал Малыша Фицгерберта — в точно такой же форме, как у Мосли. Но на нем, правда, она смотрелась не так хорошо: ладный армейский мундир не сочетался с его изнеженным телом и томной статью сибарита.

Мосли, по-видимому, отдавал приказы. Потом остальные отсалютовали и разошлись — несомненно, их выполнять. Что он им приказал? Единственным разумным действием сейчас было отказаться от прежнего плана и разойтись по домам. Но если бы они были здравомыслящими людьми, они не были бы фашистами.

Зазвучали свистки, раздались команды, заиграли оркестры, и все вытянулись по стойке «смирно». Ллойд понял, что они сейчас двинутся маршем… Должно быть, полиция выбрала им маршрут. Но какой?

Потом шествие началось — и двинулось в обратную сторону. Вместо того чтобы направиться к Ист-Энду, они пошли на запад, в район банков, в котором в выходной день не было ни души.

Ллойд едва мог в это поверить.

— Они сдались! — произнес он вслух, и стоящий рядом человек отозвался:

— Действительно похоже на то, а?

Еще минут пять Ллойд смотрел на медленно уходящие колонны. Когда у него совершенно не осталось сомнений в том, что именно происходит, он бросился к телефонной будке и позвонил Берни.

— Они уходят! — сказал он.

— Что, в Ист-Энд?

— Да нет, наоборот! Они идут на запад, в Сити. Мы победили!

— Господи боже! — И Берни крикнул находившимся рядом в комнате: — Слушайте все! Фашисты идут на запад. Они сдались!

Ллойд услышал взрыв дикой радости. Потом Берни сказал:

— Последи за ними. Дай нам знать, когда все фашисты уйдут из «Тауэр-гарденз».

— Обязательно, — сказал Ллойд и повесил трубку.

В приподнятом настроении он обошел парк по периметру. С каждой минутой становилось все очевиднее, что фашисты потерпели поражение. Оркестры играли, люди маршировали в ногу, но не было задора в их походке, и больше они не пели, что надо гнать жидов. Жиды прогнали их самих.

Проходя мимо Байворд-стрит, он снова увидел Дейзи.

Она направлялась к заметному черно-кремовому «роллс-ройсу» и должна была пройти мимо Ллойда. Он не мог отказать себе в удовольствии позлорадствовать.

— Жители Ист-Энда отвергли вас с вашими вонючими идеями, — сказал он.

Она остановилась и взглянула на него — спокойная, как всегда.

— Нам помешала банда хулиганов, — надменно сказала она.

— Так что вы теперь маршируете в другом направлении.

— Одно сражение — это еще не война.

Может, и так, подумал Ллойд, но это было очень большое сражение.

— А что же вы не маршируете домой с вашим приятелем?

— Я предпочитаю ездить в автомобиле. И он мне не приятель.

Сердце Ллойда в надежде затрепетало.

— Он мой муж, — сказала она.

Ллойд молча смотрел на нее. Он никогда до конца не верил, что она сделает такую глупость. Он лишился дара речи.

— Это правда, — сказала она, читая на его лице недоверие. — Вы что, не видели в газетах сообщений о нашей свадьбе?

— Я не читаю светскую хронику.

Она продемонстрировала ему свою левую руку с алмазным перстнем, подаренным в день помолвки, и гладким золотым кольцом — обручальным.

— Свадьба была вчера. А медовый месяц мы отложили, чтобы принять участие в сегодняшнем марше. Завтра мы на самолете Малыша летим в Довиль.

Она прошла оставшиеся несколько шагов до машины, и шофер распахнул перед ней дверцу.

— Пожалуйста, домой, — сказала она.

— Да, миледи.

Ллойда охватила такая злость, что захотелось набить кому-нибудь морду.

Оглянувшись, Дейзи бросила через плечо:

— До свидания, мистер Уильямс.

— До свидания, мисс Пешкова, — сказал он, вновь обретая голос.

— Нет-нет, — сказала она. — Я теперь — виконтесса Эйбрауэн.

Ллойд заметил, с каким удовольствием она это произнесла. Теперь она была титулованной особой, а это значило для нее так много.

Она села в автомобиль, и шофер захлопнул дверцу.

Ллойд пошел прочь. Он со стыдом заметил, что на глаза навернулись слезы.

— К черту! — сказал он вслух.

Он шмыгнул носом, глотая слезы.

Расправив плечи, он быстрым шагом пошел к Ист-Энду. Сегодняшний триумф был омрачен. Он понимал, что было глупо думать о Дейзи — совершенно очевидно, что уж она-то о нем не думала, — и все равно у него сердце разрывалось от мысли, что Дейзи погубила свою жизнь, выйдя замуж за Малыша Фицгерберта.

Он старался выбросить ее из головы.

Полиция рассаживалась по своим автобусам и покидала место действия. Ллойда не удивила сегодня их жестокость — он всю жизнь провел в Ист-Энде, и тут вообще был неспокойный район, — но вот их антисемитизм его поразил. На любую женщину они кричали «еврейская шлюха», на любого мужчину — «еврейский ублюдок». В Германии полиция поддерживала нацистов и выступала на стороне коричневорубашечников. Неужели и здесь будет то же самое? Не может быть!

Толпа на Гардинерз-корнер уже праздновала победу. Оркестр Еврейской юношеской бригады играл джаз, мужчины и женщины танцевали, по рукам ходили бутылки виски и джина. Ллойд решил съездить в Лондонский госпиталь и узнать, как там Милли. Потом, наверное, ему придется поехать в штаб Еврейского совета и сообщить Берни, что Милли попала в больницу.

Не успел он и шагу ступить, как наткнулся на Ленни Гриффитса.

— Мы отправили-таки сволочей восвояси! — радостно сказал Ленни.

— Мы тоже, — улыбнулся Ллойд.

— Бьем фашистов здесь — разобьем и в Испании, — понизив голос, сказал Ленни.

— Когда вы едете?

— Завтра. Утром мы с Дейвом сядем на парижский поезд.

Ллойд положил руку Ленни на плечо и сказал:

— Я еду с вами.

Володя Пешков опустил голову, отворачиваясь от летящего в лицо снега. Он шел по мосту через Москву-реку. На нем была тяжелая шуба, меховая шапка и хорошие кожаные сапоги. Мало кто из москвичей так хорошо одевался. Володя был счастливчик.

У него всегда была хорошая обувь. Его отец, Григорий, был военным комиссаром. Но он был не честолюбив: хоть и герой Октябрьской революции и лично знаком с товарищем Сталиным, но когда-то в двадцатые годы его карьера замерла на месте. И все равно его семья всегда жила в достатке.

А вот Володя был честолюбив. После университета он попал в престижную Академию военной разведки. Через год его направили в штаб разведки Красной армии.

Самой большой его удачей была встреча в Берлине с Вернером Франком, когда его отец был военным атташе в советском посольстве. Вернер учился в той же школе, в младшем классе. Узнав, что юный Вернер ненавидел фашизм, Володя предложил ему наилучший способ бороться с фашизмом — стать русским шпионом.