Кен Фоллетт - Избранные произведения. II том

Что-то происходило, но что — Володя не понимал. Он был новичком в этой игре, и вот сейчас недостаток опыта он ощущал как нехватку жизненно важного органа. Он чувствовал опасность, но не знал, что делать.

Вошедший подошел к столику, где сидели Володя и Маркус.

Крысомордый встал. Он был примерно одного возраста с Володей. Речь у него оказалась на удивление чистая, как у образованного человека.

— Вы арестованы, оба, — сказал он.

Володя выругался.

Маркус вскочил на ноги.

— Я атташе по торговля в германское посольство! — взвизгнул он, не соблюдая никаких правил грамматики. — Вы не мочь арестовать! Я иметь дипломатическая неприкосновенность!

Остальные посетители поспешно покинули пивную, толкаясь и мешая друг другу протиснуться в дверь. Остались только двое: заведующий пивной, испуганно протирающий стойку грязной тряпкой, да проститутка с сигаретой, глядящая в свою пустую рюмку.

— Меня арестовать вы тоже не можете, — спокойно сказал Володя и вынул из кармана удостоверение. — Я лейтенант Пешков, разведывательное управление РККА. А вы-то кто такие?

— Дворкин, НКВД.

А человек в кожаной куртке сказал:

— Березовский, НКВД.

Чекисты. Володя застонал: мог бы и догадаться. Деятельность НКВД пересекалась с деятельностью разведупра. Его предупреждали, что оба ведомства вечно наступают друг другу на пятки, но сам он впервые с этим столкнулся.

— Я так понимаю, — сказал он Дворкину, — что это вы пытали девушку этого человека?

Дворкин вытер нос рукавом; по всей видимости, неприятная привычка не являлась частью маскировки.

— Она ничего не знала, — сказал он.

— Значит, вы зря жгли ей грудь сигаретой?

— Ей еще повезло. Была бы она шпионкой — было бы хуже.

— А вам не приходило в голову сначала согласовать с нами?

— А вы с нами когда что-нибудь согласовывали?

— Я выхожу, — сказал Маркус.

Володя почувствовал отчаяние. Сейчас он потеряет ценного сотрудника.

— Не надо, — сказал он с мольбой. — Мы поможем Ирине. Она получит самое лучшее лечение…

— Да пошли вы! — сказал Маркус. — Больше вы меня не увидите.

И он ушел.

Дворкин не знал, как поступить. Ему не хотелось отпускать Маркуса, но если бы он попытался его арестовать, то выставил бы себя на посмешище. В конце концов он сказал Володе:

— Вы не должны позволять так с собой разговаривать. Это создает впечатление слабости. А вас должны уважать.

— Ах ты гад, — сказал Володя. — Ты что, не понимаешь, что вы натворили? Этот человек был ценным источником достоверной информации — а теперь, после вашей ошибки, он больше никогда не будет на нас работать.

Дворкин пожал плечами.

— Как вы ему сами сказали, иногда случаются и жертвы.

— Да пошел ты!.. — сказал Володя и вышел.

По дороге назад, на мосту через реку, его мутило. Ему было тошно от мысли, что сделало НКВД с ни в чем не повинной женщиной, и угнетала потеря источника. Он сел на трамвай: машины ему еще по возрасту не полагалось. Он погрузился в свои мрачные размышления, а трамвай сквозь снегопад вез его к месту работы. Нужно было доложить майору Лемитову, но он не знал, как лучше подать эту историю. Нужно было дать понять, что он-то ни в чем не виноват, но так, чтобы не выглядеть при этом оправдывающимся.

Штаб разведупра стоял на краю Ходынского аэродрома, где терпеливо ездила снегоуборочная машина, очищая взлетно-посадочную полосу. Это было здание странной архитектуры: двухэтажное, без окон во внешних стенах, здание шло вокруг двора, в котором стоял девятиэтажный штаб управления, торча, как острый палец из кирпичного кулака. Зажигалки и шариковые ручки проносить внутрь не разрешалось: на них мог отреагировать металлоискатель на входе, так что РККА предоставляла каждому своему сотруднику одну зажигалку и одну ручку. Ремень с пряжкой тоже вызывал проблемы, так что большинство работников носило подтяжки. Такое количество охранников, разумеется, было излишним: москвичи готовы были на все, лишь бы не попасть в это здание, и не нашлось бы ни одного настолько сумасшедшего, чтобы пожелать тайком сюда проникнуть.

Володя работал в одном кабинете с еще тремя младшими офицерами. Их металлические столы стояли вплотную к противоположным стенам. Места было так мало, что стол Володи не давал двери раскрыться полностью. Записной острослов отдела Камень посмотрел на его распухшие губы и сказал:

— Кажется, чей-то муж явился домой раньше времени?

— Отстань, — ответил Володя.

На его столе лежало расшифрованное сообщение из радиоотдела, под группами знаков — карандашом, буква за буквой, записаны немецкие слова.

Сообщение было от Вернера.

Первой реакцией Володи был страх. Неужели Маркус уже успел сообщить ему о случившемся с Ириной и уговорить Вернера тоже отказаться от работы? Сегодняшний день казался достаточно неудачным, чтобы могло произойти и такое.

Но в послании ничего ужасного не содержалось, отнюдь.

Володя читал с растущим ликованием. Вернер сообщал, что немецкие военные решили послать в Испанию шпионов под видом добровольцев-антифашистов, пожелавших участвовать в гражданской войне на стороне правительства. Они будут тайно передавать информацию из-за линии фронта немецким радиостанциям в лагере мятежников.

Это само по себе было крайне важной информацией.

Но и это еще не все.

Вернер прислал имена.

Володе пришлось сделать над собой усилие, чтобы не завопить от радости. Только раз в жизни разведчика могла случиться такая удача, подумал он. Это его более чем примирило с потерей Маркуса. Вернер — просто золото. Володя боялся себе представить, на какой риск ему пришлось идти, чтобы раздобыть этот список имен и вынести его из штаба Воздушного министерства в Берлине.

У него возникло искушение немедленно броситься вверх по лестнице в кабинет Лемитова, но он сдержался.

Пишущая машинка была одна на четверых — старая, тяжелая. Володя взял ее со стола Камня и поставил на свой. Двумя указательными пальцами он напечатал перевод сообщения от Вернера на русский язык. Пока он этим занимался, дневной свет померк и вокруг здания зажглись мощные караульные фонари.

Оставив в ящике стола второй экземпляр, с первым он пошел наверх. Лемитов был у себя. Это был человек приятной наружности лет сорока, с темными волосами, которые смазывал бриллиантином. У него был острый ум, и он видел на шаг дальше Володи, который пытался перенять его прозорливость. Он не разделял старорежимных взглядов, что армия должна строиться на крике и угрозах, но был безжалостен к некомпетентным людям. Володя уважал его и боялся.

— Эти сведения могут оказаться крайне ценными, — сказал Лемитов, прочитав перевод.

— Могут оказаться? — Володя не видел причин сомневаться.