Кен Фоллетт - Избранные произведения. II том

— А это обязательно? — сказал Володя.

Мамины глаза сердито блеснули.

— Обязательно.

— Ну ладно.

Он неохотно достал с полки бутылку. Аня вынула из буфета рюмки, и Володя разлил.

Катерина взяла рюмку и сказала:

— А теперь давайте начнем сначала. Илья, это мой сын Владимир, мы зовем его Володя. А это Анин друг Илья, он пришел к нам в гости. Пожмите друг другу руки.

Выбора у Володи не было, пришлось пожать руку.

Катерина поставила на стол закуски: копченую рыбу, маринованные огурцы, нарезанную колбасу.

— Летом мы еще едим салат, который я выращиваю на даче, но в это время года уже, конечно, ничего нет, — сказала она извиняющимся тоном. Володя понял, что она хочет произвести на Илью хорошее впечатление. Неужели его мать действительно хочет, чтобы Аня вышла замуж за этого негодяя? Должно быть, так и есть.

Вошел Григорий в военной форме. Он так и сиял и, унюхав курицу, потирал руки. Ему было сорок семь, и был он румян и тучен; трудно было представить себе, что в семнадцатом году он штурмовал Зимний дворец. Должно быть, тогда он был более худым.

Он нежно поцеловал жену. Володя подумал, что мать принимает неприкрытую страстность отца, на самом деле не отвечая взаимностью. Она улыбалась, когда он шлепал ее по заду, прижималась к нему, когда он ее обнимал, и целовала его всякий раз, когда ему этого хотелось, но никогда — по собственному желанию. Она хорошо к нему относилась, уважала его и, видимо, была с ним счастлива в браке — но было ясно, что никогда она не сгорала от страсти. Володя подумал, что лично он хотел бы от брака большего.

Для него это был вопрос гипотетический: Володя с десяток раз заводил ненадолго отношения с девушками, но той, на ком захотел бы жениться, еще не встретил.

Володя налил отцу, и тот с удовольствием опрокинул рюмку, заел рыбкой.

— Ну так что, Илья, чем ты занимаешься?

— Я работаю в НКВД, — сказал Илья с гордостью.

— Да? Как хорошо иметь отношение к такой организации!

Володя подозревал, что на самом деле Григорий так не считает, он просто старался вести себя радушно. А самому Володе казалось, что привечать этого Илью семье как раз не стоит, а стоит надеяться, что он отступится. Он сказал:

— Отец, а когда весь мир вслед за Советским Союзом примет коммунистическую систему, то тайной полиции больше не будет, и НКВД можно будет упразднить.

Григорий решил не обсуждать эту тему всерьез.

— Тогда полиции вообще не будет! — весело воскликнул он. — Не будет преступников, судов, тюрем. Не будет контрразведки, потому что не будет шпионов. И армии тоже, потому что у нас не останется врагов! Чем же мы тогда будем зарабатывать на жизнь? — И он от души расхохотался. — Однако это будет, наверное, еще не так-то скоро.

Илья посмотрел с подозрением, словно почувствовал в сказанном какой-то подвох, но не мог определить, в чем именно он заключается.

Катерина поставила на стол тарелку с черным хлебом и пять мисок горячего борща, и все принялись за еду.

— Когда я мальчишкой жил в деревне, — сказал Григорий, — моя мать всю зиму собирала овощные очистки, яблочные сердцевинки, снятые с капусты верхние листья, обрезки лука с корешками, ну и все такое, в большую старую бочку за домом, где все это лежало на морозе. А потом, весной, когда снег таял, она из всего этого делала борщ. Вот, чтоб вы знали, что такое борщ на самом деле. А вы, молодые, не понимаете, как вам хорошо живется.

В дверь постучали. Григорий нахмурился: он никого не ждал. Но Катерина сказала:

— Ах, я и забыла! Должно быть, это дочка Константина.

— Неужели Зоя Воротынцева? Дочка акушерки Магды?

— Я помню Зою, — сказал Володя. — Такая худенькая девочка со светлыми косичками, завязанными в колечки.

— Ну, теперь-то она не девочка, — сказала Катерина. — Ей двадцать четыре года, и она занимается наукой. — Она встала и направилась к двери.

— Мы ее не видели с тех пор, как умерла ее мать, — нахмурился Григорий. — Почему она вдруг о нас вспомнила?

— Она хочет с тобой поговорить, — ответила Катерина.

— Со мной? О чем?

— О физике. — И Катерина вышла.

— В семнадцатом году, — с гордостью сказал Григорий, — мы с ее отцом Константином были депутатами Петроградского Совета. Это мы написали знаменитый приказ номер один! — Его лицо омрачилось. — Так жаль, что он умер сразу после Гражданской войны.

— Значит, он был совсем молодым, — сказал Володя. — Отчего же он умер?

Григорий взглянул на Илью и быстро отвел взгляд.

— От воспаления легких, — сказал он, и Володя понял, что он лжет.

Вернулась Катерина, и следом за ней в комнату вошла женщина, от одного взгляда на которую у Володи перехватило дыхание.

Это была классическая русская красавица, высокая и тонкая, со светлыми волосами, голубыми глазами — такими светлыми, что они казались почти бесцветными, — и безупречно белой кожей. На ней было простое зеленое платье, и его безыскусность лишь привлекала внимание к ее стройной фигуре.

Ее представили, потом усадили за стол и налили борща.

— Так значит, Зоя, ты занимаешься наукой? — спросил Григорий.

— Я получила диплом, сейчас работаю над диссертацией и преподаю студентам, — сказала она.

— А Володя работает в разведупре РККА, — гордо сказал Григорий.

— Как интересно, — сказала она тоном, выражающим обратное.

Володя понял, что Григорий смотрит на Зою как на потенциальную невестку. Он понадеялся, что отец не будет намекать слишком рьяно. Сам он уже решил, что еще до конца вечера пригласит ее на свидание. Но с этим он мог справиться и самостоятельно. Помощь отца ему была ни к чему: неуклюжие родительские похвалы могли оттолкнуть ее.

— Как борщ? — спросила Зою Катерина.

— Очень вкусно, спасибо.

У Володи складывалось впечатление, что за ослепительной внешностью скрывается простодушная натура. Это было удивительное сочетание: прекрасная женщина, не старающаяся очаровать.

Аня убрала со стола тарелки, а Катерина принесла второе — кастрюлю с курицей и картошкой. Зоя налегала на еду, уплетая за обе щеки, прожевывала, глотала и тут же отправляла в рот новую порцию. Как большинство русских, она нечасто видела такие хорошие продукты.

Володя спросил:

— Зоя, а в какой области науки вы работаете?

С видимым сожалением она оторвалась от еды, чтобы ответить.

— Я физик. Мы пытаемся разобраться в атоме: из каких компонентов он состоит, что их удерживает вместе.

— Это интересно?

— Это невероятно увлекательно! — Она отложила вилку. — Мы же отвечаем на вопрос, из чего на самом деле состоит Вселенная. Это интереснее всего на свете! — У нее загорелись глаза. По-видимому, единственной темой, которая могла оторвать ее от обеда, была физика.

Тут впервые заговорил Илья.