Кен Фоллетт - Избранные произведения. II том

— Вы так говорите. Однако вы говорили, что этим летом войдете в Европу.

— Но мы же вошли в Италию.

— Этого недостаточно!

— В следующем году мы войдем во Францию. Мы пообещали.

— Так зачем вам эта декларация?

— Ну… — Вуди помолчал, собираясь с мыслями. — Нам надо показать американскому народу, что вторжение в Европу отвечает его интересам.

— Зачем?

— Что зачем?

— Зачем вам объяснять это народу? Рузвельт — президент, так ведь? Вот и пусть он просто сделает это!

— В следующем году — выборы. Он хочет быть избранным на новый срок.

— И что же?

— Американцы не станут за него голосовать, если будут считать, что он втянул их в европейскую войну без необходимости. Поэтому ему надо представить это как часть своего общего плана действий для достижения мира во всем мире. Если мы подпишем Декларацию четырех держав, показывая серьезность наших намерений относительно ООН, американские избиратели более спокойно примут вторжение во Францию как необходимый шаг на пути к более мирной обстановке в мире.

— Это потрясающе, — сказал Володя. — Он президент — и тем не менее все время должен оправдываться за все, что делает!

— Как-то так, — сказал Вуди. — У нас это называется демократией.

У Володи мелькнуло подозрение, что этот невероятный бред может на самом деле оказаться правдой.

— То есть Декларация вам необходима, чтобы заставить американских избирателей поддержать вторжение в Европу.

— Именно.

— Но зачем нам Китай? — Особенное раздражение Сталина вызывало настойчивое требование союзников, чтобы Декларацию подписал и Китай.

— Китай — слабый союзник.

— Так и не нужно его принимать во внимание!

— Если исключить Китай, это их деморализует, и, возможно, они будут сражаться с японцами не так мужественно.

— И что?

— Тогда нам придется усилить подкреплениями наши войска на Тихоокеанском театре военных действий, что ослабит нашу мощь в Европе.

Это Володю встревожило. Советский Союз был не заинтересован в том, чтобы союзники перебрасывали войска на Тихий океан.

— Значит, вы делаете дружеский жест по отношению к Китаю, чтобы сохранить больше сил для вторжения в Европу.

— Да.

— По вашим словам все выходит так просто.

— Так и есть, — сказал Вуди.

Рано утром первого ноября на подходе к расположенному в Южном море острову Бугенвиль Чак и Эдди, бывшие в составе 3-й дивизии морской пехоты, получили на завтрак мясо.

Остров Бугенвиль был около 125 миль длиной. На нем располагались две японские морские военные базы, одна — на севере, вторая — на юге. Морская пехота готовилась к высадке на полпути между ними, на слабо защищенном западном берегу. Их задачей было — захватить плацдарм и занять достаточную территорию, чтобы построить аэродром, с которого будут взлетать самолеты, направляющиеся бомбить японские базы.

Чак был на палубе в 7 часов 26 минут. Морпехи в касках и с ранцами за спиной переваливались за борт и, цепляясь за веревочные сетки, свисающие с бортов судна, спускались вниз и прыгали в десантные баржи с высокими бортами. С ними было и несколько служебных собак, доберман-пинчеров, из которых получались бессменные часовые.

Баржи еще шли к берегу, а Чак уже смог заметить недостаток карты, которую делал. Высокие волны обрушивались на круто поднимающуюся сушу. На его глазах лодку развернуло бортом к волне и опрокинуло. Морпехи поплыли к берегу.

— Мы должны отображать особенности волнения, — сказал Чак Эдди, стоявшему рядом с ним на палубе.

— Как же мы их узнаем?

— Самолетам разведки придется летать достаточно низко, чтобы на фото были видны барашки на волнах.

— Но они не могут рисковать так снижаться вблизи вражеских баз.

Эдди был прав. Но какой-то выход должен был существовать. Чак занес этот вопрос первым в список того, что следовало обдумать по возвращении.

Для карты плацдарма этой высадки им удалось получить больше источников информации, чем обычно. Кроме обычных ненадежных карт и неудобочитаемых фотографий аэрофотосъемки, они получили данные от разведгруппы, высадившейся там с подводной лодки шестью неделями раньше. Группа отметила двенадцать мест, пригодных для высадки, на участке берега длиной в четыре мили. Но о таких волнах они не предупреждали. Наверное, в тот день море было более спокойным.

Во всех остальных отношениях карта Чака была верной. Берег начинался песчаной полосой шириной в сотню метров, потом шли заросли пальм и прочей растительности. Сразу за чащей, судя по карте, должно было начаться болото.

Берег был не совсем без охраны. Чак услышал грохот орудий, и на мелководье упал снаряд. Вреда он не причинил, но прицел наверняка поправят. С лихорадочной поспешностью перед лицом новой опасности морпехи прыгали с десантных барж на берег и бежали к деревьям.

Чак был рад, что решил поехать. Его отношение к работе над картами нельзя было назвать легкомысленным или небрежным, но ему было полезно увидеть своими глазами, как от того, правильно ли сделана карта, зависят жизни людей, когда малейшая ошибка может оказаться гибельной. Еще до этой высадки они с Эдди стали намного требовательней. Размытые фотографии они просили переснять, они расспрашивали группы разведчиков по телефону и с помощью телеграфа искали нужные карты в лучшем качестве по всему миру.

Он был рад и еще по одной причине. Он вышел в море, которое так любил. Он был на корабле, где было еще семьсот парней, и он наслаждался чувством товарищества, радовался шуткам, песням, тесноте переполненных кают и общим душам.

— Все равно что натуралу попасть в школу-интернат к девочкам, — сказал он как-то вечером Эдди.

— Однако так никогда не бывает, а это — бывает, — ответил Эдди. Он чувствовал себя так же, как Чак. Они любили друг друга, но посмотреть на голых моряков были не прочь.

Теперь же все семьсот морпехов как можно быстрее спускались с корабля и выбирались на сушу. И то же самое происходило на восьми других участках вдоль этого отрезка берега. Едва опустев, баржа, не теряя времени, разворачивалась и отправлялась за следующими; но все равно процесс этот казался отчаянно медленным.

Японский артиллерист, скрывающийся где-то в джунглях, наконец как следует прицелился — и, повергая Чака в шок, пущенный меткой рукой снаряд взорвался в гуще морпехов, разметав в стороны людей, винтовки и части тел, замусорив берег и окрасив песок кровавыми пятнами.

Чак в ужасе смотрел на это месиво, когда, услышав рев самолета и взглянув вверх, увидел японский «зеро», низко летящий вдоль береговой линии. Красные солнца, нарисованные на его крыльях, заставили его похолодеть. В прошлый раз он видел их в битве за Мидуэй.