Кен Фоллетт - Избранные произведения. II том

В соседней палате находились больные с психическими расстройствами, и оттуда нередко доносились крики или даже вопли, но сейчас было не так. Интеллигентный голос поднялся до крика, и в нем звучала ярость. Потом они услышали другой голос, этот — уже с берлинским акцентом и упрямой, угрожающей интонацией, которую приезжие считали типичной для берлинцев.

Карла вышла в коридор, за ней последовал и Вернер.

Доктор Ротман, с нашитой на пиджак желтой звездой, спорил с человеком в форме СС. За их спинами двойные двери психиатрической палаты были широко распахнуты. Из них выходили пациенты. Еще двое полицейских и пара медсестер гнали нестройную очередь мужчин и женщин — в основном в пижамах, — в которой некоторые шли прямо и были, по-видимому, нормальными, другие шаркали ногами и бормотали что-то себе под нос, шагая друг за другом вниз по лестнице. Карла тут же вспомнила Курта, сына Ады, и Акселя, брата Вернера. И так называемую больницу Акельберга. Она не знала, куда забирают этих пациентов, но была уверена, что их там убьют.

— Ведь эти люди — больные! — возмущенно говорил доктор Ротман. — Им требуется лечение!

— Они не больные, а психи, — ответил офицер СС. — И мы отвезем их туда, где психам самое место.

— В больницу?

— Вас проинформируют в обычном порядке.

— Меня это не устраивает.

Карла понимала, что ей вмешиваться нельзя. Если узнают, что она не еврейка, у нее будут большие неприятности. Ее внешность не выглядела ни арийской, ни семитской — темные волосы, зеленые глаза. Если она будет вести себя тихо, ее, скорее всего, никто не тронет. Но если она начнет возмущаться действиями СС, ее арестуют и подвергнут допросу, и тогда выяснится, что она работает незаконно. Поэтому она прикусила язык.

— Пошевеливайтесь! — прикрикнул офицер. — Ведите этих кретинов в автобус.

— Я должен знать, куда их везут, — упрямо сказал доктор Ротман. — Это мои пациенты.

Фактически это было не так — ведь он был не психиатр.

— Если вы так о них беспокоитесь, — сказал эсэсовец, — можете ехать с ними.

Доктор Ротман побледнел. Поехать почти наверное означало обречь себя на смерть.

Карла подумала о его жене Ханнелор, сыне Руди и живущей в Англии дочери Еве — и у нее подкосились ноги от страха.

Офицер ухмыльнулся.

— Что, беспокойства резко поубавилось? — злорадно сказал он.

Ротман выпрямился.

— Напротив, — сказал он. — Я принимаю ваше предложение. Много лет назад я дал клятву — делать все, что в моих силах, чтобы помогать больным людям. И я не собираюсь нарушать эту клятву теперь. Я надеюсь, что умру со спокойной совестью.

И, хромая, он пошел вниз по лестнице.

Мимо прошла пожилая женщина, на которой не было ничего, кроме халата, распахивающегося спереди, обнажая ее наготу.

Карла не смогла промолчать.

— На улице ноябрь! — вскричала она. — А они все — без верхней одежды!

Офицер пристально взглянул на нее.

— В автобусе им будет нормально.

— Я принесу что-нибудь из теплых вещей… — Карла повернулась к Вернеру. — Пойдем, поможешь мне. Снимай все одеяла.

Вдвоем они обежали пустеющую психиатрическую палату, стягивая одеяла с кроватей и вынимая из шкафов. Потом, каждый с грудой одеял, сбежали по лестнице.

Земля больничного сада стала твердой от мороза. У главного входа стоял серый автобус, мотор работал вхолостую, водитель курил, сидя за рулем. Карла увидела, что он в зимнем пальто, к тому же в шапке и перчатках, и поняла, что автобус не обогревается.

Несколько сотрудников гестапо и СС стояли тесным кружком, наблюдая за происходящим.

В автобус поднимались последние пациенты. Карла и Вернер тоже вошли внутрь и стали раздавать одеяла.

Доктор Ротман стоял в хвосте автобуса.

— Карла, — сказал он. — Ты… ты расскажи моей Ханнелор, как все произошло. Я должен ехать с больными. Выбора у меня нет.

— Конечно… — ее голос оборвался.

— Может быть, у меня получится защитить этих людей.

Карла кивнула, хотя на самом деле не верила в это.

— Как бы там ни было, я не могу их оставить.

— Я скажу ей.

— И скажи, что я ее люблю.

Карла не могла больше сдерживать слезы.

— Скажи, что это было последнее, что я сказал. Я люблю ее.

Карла кивнула.

Вернер взял ее за руку.

— Пойдем.

Они вышли из автобуса.

— Эй вы, в летной форме, — окликнул Вернера эсэсовец. — Какого черта вы здесь делаете?

Вернер пришел в такую ярость, что Карла испугалась, не начнет ли он драку. Но он ровным голосом ответил:

— Раздаю одеяла замерзающим старикам. Теперь это противозаконно?

— Вы должны сражаться на Восточном фронте.

— Я отправляюсь туда завтра. А вы?

— Думайте, что говорите.

— Если вы будете так любезны, что арестуете меня до отъезда, то возможно, это спасет мне жизнь.

Эсэсовец отвернулся.

Водитель переключил передачу, и мотор зазвучал на более высокой ноте. Карла с Вернером обернулись посмотреть. Из каждого окна глядели лица, и все были разные: лопочущие, пускающие слюни, истерически хохочущие, рассеянные, искаженные душевной мукой, но все — безумные. Эсэсовцы увозили больных психическими заболеваниями. Сумасшедшие везли сумасшедших.

Автобус тронулся.

— Возможно, мне бы и понравилась Россия, если бы мне позволили на нее посмотреть, — сказал отцу Вуди.

— У меня такое же впечатление.

— Я даже не смог сделать приличных фотографий.

Они сидели в главном вестибюле гостиницы «Москва», возле входа на станцию метро. Их вещи были собраны, они отправлялись домой.

— Надо будет рассказать Грегу Пешкову, что я здесь встречался с Володей Пешковым, — сказал Вуди. — Хотя Володя был не очень-то рад про него услышать. Насколько я понимаю, каждый, у кого есть связи на Западе, может попасть под подозрение.

— Это как пить дать.

— Как бы там ни было, а мы добились своей цели, и это главное. Союзники поддержали Организацию Объединенных Наций.

— Да, — удовлетворенно сказал Гас. — Уговорить Сталина было непросто, но в конце концов он согласился. Я думаю, этому помог твой откровенный разговор с Пешковым.

— Ты боролся за это всю свою жизнь, папа.

— Не стану отрицать, что сейчас очень удачное время.

У Вуди мелькнуло тревожное подозрение.

— Ты же не собираешься сейчас уходить в отставку, правда?

— Нет, — рассмеялся Гас. — Мы достигли консенсуса в принципиальных вопросах, но работа только началась.

Кордел Халл из Москвы уже уехал, но кое-кто из его помощников еще остались, и сейчас один из них приближался к Дьюарам. Вуди знал этого молодого человека, его звали Рэй Бейкер.

— Сенатор, у меня для вас сообщение, — сказал он. Похоже, он нервничал.

— Ну, вы едва успели меня застать, я уже уезжаю, — сказал Гас. — В чем дело?