Кен Фоллетт - Избранные произведения. I том

Церковь полагала Библию самой опасной среди всех запрещенных книг, в особенности если ее переводили на французский или английский и снабжали примечаниями на полях, пояснявшими, как та или иная фраза подтверждает истинность протестантского вероучения. Священники уверяли, что обычные люди сами не в состоянии верно истолковать слово Божье и нуждаются в наставниках. Протестанты же говорили, что Библия раскрывает людям глаза на грехи и ошибки католического духовенства. Но и те и другие видели в чтении Библии главное оружие того противостояния вероучений, что захлестнуло Европу.

Работники Жиля клялись, что знать не знали об этих листах. Мол, их привлекали только для печатания латинских Библий и других разрешенных сочинений, остальное Жиль печатал сам, по ночам, когда работники расходились по домам. Этих людей все равно оштрафовали, но они хотя бы избежали гибели.

Когда кого-либо казнили по обвинению в ереси, все его имущество отнимали в пользу казны и церкви. Этот закон применялся избирательно, его толковали весьма широко, но у Жиля забрали все, оставив его жену и дочь без гроша и без крова. Они сумели только забрать немного наличных из лавки, которая перешла к другому печатнику. Позднее они обратились с просьбой отдать одежду, но узнали, что ту уже продали на рынке подержанных вещей. Так что Сильви и Изабель пришлось подыскивать себе съемное жилье, одну комнату на двоих.

Шить Сильви не умела, ведь ее растили как печатницу, не как портниху, поэтому даже шитье, обычное утешение обездоленных женщин третьего сословия, было для нее недоступно. Единственным занятием, которое для нее нашлось, была стирка белья для протестантских семей. Несмотря на преследования, большинство протестантов хранило верность своему вероучению; после уплаты штрафов они быстро возобновили встречи и нашли новые укромные местечки для совместных молений. Люди, знавшие Сильви по прежним временам, нередко платили ей за стирку больше, чем полагалось, но и этого не хватало, чтобы прокормить и обогреть двоих, и постепенно все те деньги, которые удалось забрать из лавки, подошли к концу. Это случилось в студеном декабре, когда по узким парижским улочкам загулял пронизывающий ледяной ветер.

Однажды, когда Сильви стирала простыни Жанны Мориак в стылой воде Сены, руки девушки окоченели настолько, что она разрыдалась, — а проходивший мимо мужчина предложил ей пять су, если она удовлетворит его губами.

Девушка молча покачала головой и вернулась к стирке, а мужчина ушел.

Сильви же продолжала думать. Пять су, шестьдесят денье, четверть ливра. На эти деньги можно купить вязанку хвороста, свиную ногу и хлеба на неделю. Всего-то и требуется, что взять в рот мужской член. Что может быть хуже того положения, в каком они с матерью очутились сейчас? Конечно, это грешно, однако о грехе забываешь, когда твои руки так замерзли, что, кажется, вот-вот отвалятся.

Девушка отнесла простыни домой и развесила в комнате на просушку. Последние запасы дров почти иссякли; завтра она уже не сможет просушить постиранное белье, а даже протестанты не захотят платить, если она принесет им сырые простыни.

Той ночью ей не спалось. Она лежала и думала, польстится ли на нее хоть кто-нибудь. Даже Пьер всего лишь притворялся, что она ему нравится. Сильви никогда не считала себя красавицей, а теперь вдобавок исхудала и давно не мылась. Но тот мужчина на набережной был как будто не против; быть может, найдутся и другие.

Поутру она купила на последние деньги два яйца. Растопила очаг последними дровами, поджарила яйца, по одному себе и матери, и разделила с Изабель черствый хлеб, купленный еще на прошлой неделе. Больше еды не осталось. Теперь они умрут голодной смертью.

На все милость Божья, говорят протестанты. Какая же это милость?

Сильви расчесала волосы и умылась. Зеркала в доме не было, поэтому она не знала, как выглядит, могла лишь догадываться. Вывернула наизнанку теплые чулки, чтобы те казались менее грязными. И вышла на улицу.

Она не очень-то представляла, что делать. Прошлась по улице, но никто не сделал ей нескромного предложения. И то сказать, с какой бы стати? Это ей самой нужно предлагать себя мужчинам. Сильви попыталась улыбаться встречным, но на нее не обращали внимания, проходили мимо, не задерживаясь. Одному она осмелилась сказать: «Я вас утешу за пять су», но он как будто разозлился и поспешил уйти. Наверное, стоило бы обнажить грудь, но слишком уж холодно.

Сильви заметила молодую женщину в старой красной накидке, спешившую по улице с хорошо одетым мужчиной средних лет; женщина держала этого мужчину за руку, словно опасаясь, что тот убежит. Женщина сурово поглядела на Сильви, как если бы признала в ней соперницу. Сильви была бы не прочь поговорить с нею, но женщина настойчиво двигалась в известном ей направлении, ведя за собой мужчину; девушка услышала, как она сказала своему спутнику: «Это прямо за углом, дорогуша». Выходит, мало завлечь кавалера, нужно еще куда-то его отвести.

Тут Сильви сообразила, что вышла на рю де Мюр и стоит напротив того склада, где семейство Пало хранило запрещенные книги. На улице было не слишком людно, но, быть может, мужчины как раз предпочитают искать блудниц на задворках? И правда, рядом с нею остановился какой-то мужчина.

— Скучаешь, милашка? — спросил он.

Сердце Сильви чуть не выпрыгнуло из груди. Она знала, что нужно произнести заветные слова насчет пяти су, но внезапно ощутила сильнейшее отвращение. Неужто и впрямь необходимо? А как же город и холод?

— Сколько за перепихнуться? — не отставал мужчина.

Об этом Сильви как-то не подумала. Она молчала, не зная, что сказать.

Мужчину явно рассердило ее молчание.

— Где живешь? Рядом?

Она не могла отвести его туда, где сидела и бессмысленно глядела в окно мать.

— Нигде, — наконец ответила Сильви.

— Тупая корова! — Мужчина пошел дальше.

Сильви захотелось плакать. И вправду тупая корова. Даже отдаться не смогла.

Потом она посмотрела на склад.

Возможно, запрещенные книги уже сожгли. Возможно, новый владелец мастерской использует склад под свои нужды — или сдал кому-то еще.

Но ведь ключ вполне может лежать на прежнем месте. И тогда склад станет ее комнатой для свиданий.

Девушка пересекла улицу.

Вытянула наружу кирпич у дверного косяка, сунула руку в отверстие. Ключ оказался на месте. Она достала его и вставила кирпич обратно.

Ногой она откинула мусор от двери, вставила ключ в замок, открыла дверь, прошла внутрь, заперла дверь на засов и зажгла фонарь.

Все выглядело, как раньше. Бочонки от пола до потолка, а между ними и стеной — достаточно места для задуманного. Пол, правда, каменный и грубый. Ну и ладно, это будет потайная комната ее позора.