Юрий Овсянников - Ради братий своих… (Иван Федоров)

Современник свидетельствует, что, помимо Ивана Невежина, печатанием книг в Москве занимались и другие — «хитрии на то людие». Документы называют их имена. Это третий Невежин — Алексей, известный нам по своим книгам 1614 года; приехавший в начале столетия в Москву Онисим Радишевский и уроженец Пскова Никита Фофанов.

Радишевский в 1606 году напечатал в Москве Евангелие, а в 1610-м — «Устав церковный». Судьба этого огромного фолианта в 1256 страниц особенно примечательна. В 1633 году церковь осудила книгу как неправильную по содержанию и приговорила ее к сожжению на костре. Так «Устав церковный» стал первой русской книгой, подвергшейся гонению цензуры.

Никита Фофанов открыл свою печатню в Москве, наверное, году в 1606 году, а уже в 1609 году напечатал первую книгу. Переехав в 1611 году в Нижний Новгород, где Козьма Минин собирал ополчение для изгнания врага с родной земли, Фофанов сразу же открыл первую в этом городе типографию. Ни одного экземпляра книг, отпечатанных в нижегородской типографии, пока не найдено. Однако они были. В 1925 году в Библиотеке имени В. И. Ленина исследователь А. С. Зернова обнаружила тетрадку из шести листиков — послесловие к одной из книг, отпечатанных на родине Козьмы Минина. Автор повествует о тяжелых бедствиях, обрушившихся на Русь, и выражает свою твердую уверенность в победе русского народа.

В 1614 году Фофанов вновь возвращается в Москву, а на следующий год он отпечатал Псалтырь. С этого момента книгопечатание в России уже никогда не прекращалось.

рямоугольная площадь в центре Львова в раме островерхих каменных домов. Площадь называют Рыночной, и каждое утро на ней проходит большой торг. Еще на рассвете сюда съезжаются и сходятся сотни людей, чтобы продать, купить, обменять, поглазеть на других и себя показать. Мужчины в коротких штанах до колен, в плащах, в кожаных жилетах. Женщины в длинных платьях с капюшонами. Солдаты в сверкающих на солнце кирасах.

Пришельцев из России поражало в городе все. Одежда и нравы, изукрашенные храмы и бесчисленные трактиры, ханжество монахов и карнавальное разгулье цеховых праздников, богатства местных купцов и нищета украинских крестьян.

Город представился Федорову чудовищным видением, где смешались воедино сон и явь. Но ведь он сам избрал его — богатый, просвещенный Львов, где было много православных жителей, говорящих и читающих по-русски.

Поселился Федоров в предместье, рядом с Онуфриевским монастырем. Здесь было подешевле. В доме жили еще бондарь Мартин, портной Матвей, водопроводчик Юрий, часовщик Симон и много других ремесленников, ставших со временем ему друзьями. А тут и удача подоспела: настоятель монастыря с почтением пригласил печатника к себе, — мол, наслышан, даже книги ваши печатные имею. Настоятель провел Федорова мрачным гулким коридором со множеством дверей. Распахнул одну и ввел в небольшое, но просторное и светлое помещение.

— Вот здесь, дорогой мастер, можете располагать свою печатню. Для монастыря это слава и почет…

Остановка была за деньгами: на столяра, который построит станок, кассы для шрифтов, прессы для переплетов; да на бумагу, на металл для шрифтов. Но на душе уже легче было. Помещение есть. Его, Федорова, здесь знают, относятся к нему с почтением, наверное, и деньги дадут. С такими надеждами отправился печатник с визитами к Львовским богатеям.

Гостеприимно распахивались двери. Проворные служанки в белых фартуках провожали печатника в парадные покои, где за стеклом шкафов сверкали огромные серебряные блюда и кубки, лежали на подставках, привезенные из далеких стран, кокосовые орехи и перламутровые раковины.

Купцы встречали Федорова с уважением и любопытством. Этот длиннобородый московитин готовил хороший дорогой товар — печатные книги. Купцы потягивали красное, как кровь, итальянское вино и слушали. Слушали и считали в уме будущие прибыли. А Федоров говорил. Он рассказывал, какие книги и как быстро можно печатать.

— Вот если напечатаем мы букварь, — обращался он к самоуверенному купцу, — обучатся люди грамоте. Станут читать, станут думать. Сделаются они лучше, чище, благороднее…

Рука купца, тянувшаяся к бутылке, чтобы наполнить бокал гостя, вдруг повисала в воздухе. Что? Этот московитин хочет научить простолюдинов грамоте, хочет заставить их думать? Да он опасный человек! Помогать ему может только сумасшедший. Улыбка сползала с лица. И оказывалось, что у хозяина сейчас нет свободных денег.

Та же история повторялась и во втором доме, и в третьем, и в пятом.

Тогда Федоров бросился к священнику православной церкви. Священник внимательно выслушал настойчивую речь печатника.

— Хорошо, сын мой. Я постараюсь помочь тебе. После службы обращусь к прихожанам. Я расскажу им о тебе и о книгах…

И чудо случилось. Землепашцы, мелкие ремесленники и торговцы понесли Федорову, зажав в больших огрубевших руках, свои маленькие сбережения. Теперь Федоров мог нанять плотника для сооружения станка и приступать к работе.

25 февраля 1578 года Иван Федоров начал набирать книгу «Апостол», ту самую, которую десять лет назад набирал в московской типографии.

Солнечным зимним утром настойчивый громкий стук в дверь оторвал Федорова от наборной кассы. В дверях стоял одетый в черное посыльный:

— Печатник Федоров Иван из Москвы?

— Да.

— Надлежит тебе завтра в десять утра предстать перед советом города.

— В чем я провинился?

— Завтра в десять. — И посыльный исчез неожиданно, как и появился.

Оказывается, по местным законам Федоров не имел права, минуя ремесленный цех, приглашать столяра на работу. Но ведь никто не предупредил печатника. Будто кто-то специально приказал ждать, когда печатник совершит промах. Тщетно пытался Федоров объяснить совету свое неведение. Мрачные фигуры в мантиях, сидевшие за столом в зале совета, были непреклонны: печатник нарушил закон.

В конце концов совет смилостивился и, велев Федорову уплатить и мастеру цеха, и столяру, разрешил начать работу в печатне. Были украдены время, покой, деньги… И все же 15 февраля 1574 года новое, львовское издание «Апостола» было закончено.

Львовский «Апостол» своим шрифтом, заставками, инициалами повторяет московское издание. Только в начале книги на особом месте Федоров напечатал герб Ходкевичей — в знак благодарности за доброе отношение гетмана в течение пяти лет, прожитых в Заблудове. В конце книги на девяти страницах поместил Федоров обстоятельное послесловие, где подробно рассказал историю печатания московского «Апостола», жизнь в Заблудове, свое путешествие и мытарства во Львове.