Юрий Овсянников - Ради братий своих… (Иван Федоров)

Заканчивалась книга орнаментальным рисунком. В правой половине рисунка — герб города Львова: лев на задних лапах в распахнутых крепостных воротах. В левой — типографский знак самого Федорова: изогнутая полоса с наконечником стрелы сверху.

Мало только напечатать книгу. Ее еще надо продать. Жадные кредиторы ждут расплаты за бумагу, за кожу на переплеты, за металл. А чтобы продать, нужно бегать по городу, уговаривать купцов принять книгу на продажу, льстить им, унижаться и, главное, тратить столь дорогое время! А деньги нужны сейчас, сегодня, чтобы, не ожидая, пока будут проданы книги, начать новую работу. Так кто же будет этим заниматься? Он сам? Не умеет он просить, клянчить. Гринь тоже не приспособлен. Да и в печатне он нужен: отливать, подчищать, шлифовать новый шрифт. Ванюшка? Присушила его дочка сапожника, он и не отходит от нее ни на шаг.

Неожиданно помощник нашелся. На той же улице, что и Федоров, живет Семен Седляр. Еще недавно был он простым ремесленником — готовил седла для верховой езды. Теперь выбился в люди. Седляр влюблен в книги, и Федоров с великим удовольствием проводит с ним вечерние часы за беседой. У Семена есть сын Сашка. Парень сдружился с Гринем, из печатни не вылезает. Шустрый он, сообразительный, услужливый, всегда готов угодить печатнику. Федоров даже начал понемногу учить подростка печатному делу. А тот прямо не знает, как благодарить мастера. Бегает по купцам, уговаривает их взять книги на продажу, достал где-то новую партию хорошей бумаги.

Майским днем Сашка пришел радостно озабоченный:

— Мастер, отец предлагает тебе достать в долг под залог печатни семьсот золотых… Семьсот… Для работы и на свадьбу Ванюшке.

Федоров даже растерялся. Семьсот золотых — деньги немалые. За десять можно лошадь рабочую купить. Сможет ли он отдать их через восемь месяцев?

Ванюшка, стоявший тут же, просяще взглянул на него:

— Отец, возьми…

Махнув рукой, Федоров согласился:

— Ладно… Спасибо, Саша! Завтра с утра приду к вам…

вадьбу Вани праздновали в августе. Играли по русскому обычаю. Сваты, выбранные Федоровым, отправились в дом к невесте, чтобы договориться с родичами о согласии, сроках и приданом. Сватов встретили по обряду — с чарочкой, с разговорами, но ответ пообещали дать через три дня. Тут-то в доме невесты и собрались родичи, близкие: судили-рядили, что давать за невестой в новую семью, какой выкуп брать с жениха.

На третий день сваты — купцы и продавцы — родичи невесты сговорились о приданом да выкупе и били по рукам в знак согласия. (Отсюда и название «обручение». А церковь этот древний обряд истолковала по-своему, считая, что кольцами, как обручами, соединяет молодых).

Накануне свадьбы допоздна пировали в доме невесты. Назавтра, после венчания, из церкви все потянулись в дом к Федорову, где были накрыты столы. С шумом, с песнями и прибаутками расселись гости за столами. Притихли лишь, когда дружка жениха поднес молодым завернутую в шитое полотенце курицу с калачом. И снова начался крик, возгласы: «Горько! Горько!»

Потом, разгоряченные вином и застольной беседой, повели молодых в спальню, где по древнему обычаю на двадцати семи снопах была постелена постель.

После ухода молодых стало еще шумнее. Гринь и всюду поспевавший Сашка следили, чтобы не пустели жбаны с вином, чтобы нанятые стряпухи вовремя подавали на столы миски со снедью.

Лист из «Букваря» 1574 года.

От вина, песен, от перестука каблуков танцующих, от духоты застолья Федорову стало не по себе. Казалось, кто-то очень злой натянул на его голову железный обруч и все туже, туже стягивает его…

Он вышел на улицу. Теплый ласковый ветер охладил горящие щеки и лоб. Медленно переступая в темноте, Федоров побрел к своей печатне.

Тихо скрипнула дубовая, окованная железом дверь, и он наконец очутился у себя, где так сладостно пахло краской, металлом, кожей. Здесь все было любимым. Здесь был дом.

Мастер запалил свечу, и желтый неверный огонек отгородил стол от темноты комнаты. На столе лежала маленькая тоненькая книжка в темном кожаном переплете. Главная книга его жизни. Два дня назад он закончил печатать ее. Еще никто не знает об этом. Даже сын Ваня.

В этой книге на восьмидесяти страницах собраны воедино азбука, примеры правописания, стихи для запоминания этих правил, несколько простых молитв и высказывания древних о пользе учения и воспитания. Здесь — начало будущей грамотности и образованности. Маленькая, невзрачная на вид книжица понесет в мир свет учения и правды. Долго мечтал он о ней — о первом букваре. И наконец мечта сбылась.

Чудится Федорову, что сидит он не в печатне, а в темной келье тверского монастыря. Перед ним — старик с большой бородой, грозя пожелтевшим сухим пальцем, свистящим шепотом поучает:

— Коли желаешь преуспеть в истинном понимании вокруг происходящего, читай книги…

— Помню об этом, отец Максим… Двадцать с лишним лет помню и стараюсь… Для людей стараюсь…

— Мало стараешься, — голос старца как-то странно начинает потрескивать. — Помни, в книгах собрана мудрость…

Вдруг что-то горячее капает Федорову на руку. Что это? Он вскидывает голову. Темно. Догорела свеча, и последняя капля горячего воска с легким стуком упала на стол. Федоров с трудом поводит тяжелой головой. Видать, задремал после выпитого вина, вот и причудилось. Но книжица лежит на столе. Она существует. Первый русский печатный букварь…

Что-то плохо продается «Апостол». Сашка бегает по купцам, уговаривает, а те если и берут книги на продажу, то по цене ниже книг латинских. Почему? Неужто и впрямь купцы специально сговорились, чтобы его, чужеземца, погубить? Сговор… Сговор…

За окном светает. Все дальше в углы отступает ночная тьма. Все больше и больше становится мастерская. И вместе с первыми лучами солнца приходит к Федорову успокоение. Яркий свет рассеивает тревоги, навеянные темной ночью. «Букварь» будут покупать обязательно. Сын стал взрослым, женился. И дело переплетное хорошо знает. Нет, не пропадут они. А сегодня он подарит Ване первую книгу своего «Букваря». Внуков учить… И Федоров улыбается.

Днем Федоров торжественно и чуть смущаясь дарит сыну «Букварь»:

— Вот, Ванюша, дар вам от меня. Для детишек будущих… Чтобы учились и деда помнили…

Ничего не понимая, молчит сноха. Ваня берет книжку и, не открывая ее, прижимает к груди:

— Спасибо, батюшка, спасибо. А знаешь, я ведь заказ получил большой. Книги для монастыря католического переплели… Ты уж не серчай на меня, но сейчас помогать в печатне много не смогу. Теперь семья у меня. О ней думать надо…