Всеволод Рождественский - Шкатулка памяти

— Да ведь это, — говорит, — Эльвира, моя прежняя любовь! Я пропал. Сейчас заметит она меня, начнутся упреки, слезы… Вот некстати. Женщины ведь не умеют кратко выражать свои чувства! Что делать, Лепорелло?

— Эх, сударь, что я могу сказать! Что посеешь, то и пожнешь. Однако она приближается и, как мы с вами ни закутаны до пят, пожалуй, узнает вас сразу. Сворачивайте-ка поскорей в этот переулок и ждите меня у городских ворот. А я уж так и быть — задержусь на минутку и отвлеку внимание вашей красавицы, чтобы она не наделала нам хлопот.

— Ты истинный друг, Лепорелло!

— Ладно, ладно, сеньор! Бегите скорее. А я уж постараюсь ее утешить, как могу.

И действительно потратил добрых полчаса на то, чтобы сбить со следа уважаемую сеньору.

Вы, конечно, представляете, что, отделавшись от Эльвиры, я поспешил догнать своего господина. Боже милостивый, за один этот день мы отмахали столько миль, что мне никогда и не снилось. Усталые, добрались мы до какой-то деревушки. Посчастливилось отыскать там и довольно сносную гостиницу. Тут бы после ужина и завалиться на перины, да нет, словно какой-то бес вселился в Дон-Жуана.

— Пойдем, — говорит, — Лепорелло, видел я, что неподалеку собираются праздновать чью-то свадьбу.

— Ну и пускай празднуют на здоровье. Вам-то какое дело!

— Э, нет! — отвечает мне мой хозяин. — Раз свадьба, значит, будет на ней и вся деревенская молодежь. И, само собою, хорошенькие девушки, музыка, танцы…

— Тьфу ты пропасть! — отвечаю я довольно сердито. — И как вам не надоест зря тратить драгоценное время? Откуда у вас только прыть берется! Ну вас таким господь бог создал. А я-то, спрашивается, с какой стати всюду за вами обязан таскаться? Вы вон всё время к черту на рога лезете, а я, быть может, уже и о спокойной, хорошей жизни подумываю. Грешить-то тоже в конце концов надоедает…

— Ты что, проповедь собираешься мне читать? Иди-ка лучше да спроси, как зовут вон ту черноволосую красавицу. Ух, какие глаза! Скажи, что приезжий кабальеро восхищен ею с первого взгляда.

Хотел было я от него отмахнуться, да не тут-то было. Так схватился за шпагу, так сверкнул глазами, что у меня язык не повернулся что-нибудь ему возразить. Делать нечего, отправился я на чужую свадьбу. Ну выпил там стаканчика два-три, поболтал кое с кем из гостей и возвращаюсь.

— Вашу красавицу, — докладываю своему хозяину, — зовут Церлиной, и она ближайшая подруга невесты. Говорят, что первая певица и плясунья в деревне.

— Вот и прекрасно! — воскликнул Дон-Жуан.

— Так-то так, да не совсем так, сеньор! Не советую вам впутываться в это дело. У этой Церлины тоже есть жених, и зовут его Мазетто. А он парень и сложения крепкого, и нрава вспыльчивого. Коли дело дойдет до поединка, то ведь тут в деревне шпаг не признают. Посмотрел бы я, как вы станете фехтовать против здоровенной дубины или даже оглобли!

— Молчи, дурак, не твое дело. Вот тебе деньги — всё, что у нас осталось, иди к хозяину гостиницы, скажи ему, что я откупаю у него сегодня помещение и зову в гости всю свадьбу. Угощение на мой счет!

— Да что вы, с ума сошли, ваша милость! Столько денег! И кому, спрашивается: деревенщине серой, которая и плясать-то толком не умеет?

— А мне эта девушка нравится! И я с нею хочу повеселиться. Буду танцевать с Церлиной в первой паре!

Ну что поделаешь с таким сумасшедшим! Пришлось всё сделать по его приказу. И уже народ на двор валит. Музыка начинается. Гляжу: мой Дон-Жуан беседует со своей красоткой, а ее жених Мазетто на это дело довольно косо смотрит. Подхожу опять к Дон-Жуану:

— Ваша милость, насчет ревнивого жениха я вас уже предупреждал. А тут еще новая напасть. Подъехали к гостинице какие-то знатные господа — дама и кабальеро, и оба в масках. И еще какая-то дама в маске. Ох, боюсь, не по нашу ли душу!

— Молчи! — говорит мне в сердцах мой господин. — Я теперь занят одной Церлиной, и для меня ничего другого на свете не существует.

Плюнул я и отошел в сторону. А у Дон-Жуана с хорошенькой крестьянкой уже пошла лукавая беседа.

Ох, видно, в недобрый час задержались мы в этой деревушке! Свадьба, правда, вышла веселая, поместили меня в почетном углу, и стакан мой ни минуты не оставался пустым, а всё же в печенках у меня словно гвоздь сидел. Пока Дон-Жуан соловьем разливался перед своей красавицей, я должен был сыпать шутками да занимать ее жениха, отвлекая его внимание. А он, этот увалень Мазетто, хоть и рад был приятной беседе с таким образованным человеком, который за словом в карман не лезет, а всё же нет-нет и поглядит в ту сторону, где, как птичка, щебечет с моим Дон-Жуаном его Церлина. И видно по его лицу, что он словно зернышко перца раскусил. Эх, думаю, напоить бы мне его так, чтобы он и с ног долой. Но Мазетто парень крепкий, и начинаю я соображать, как бы мне и самому под стол не свалиться. А у моей влюбленной парочки самый жаркий разговор идет, и только слепому не видно, что попала пташка в силок. Вижу, наклонился к ней Дон-Жуан и шепчет ей что-то на самое ушко. Не иначе как назначает свидание в беседке. А она, представьте себе, лукаво ему в лицо смеется, но «нет» не говорит. Ох эти женщины! Куда спокойнее было бы без них жить на свете. Что бы тогда делал Дон-Жуан, спрашиваю я вас?

Кончился праздник, гости разбрелись кто куда, хотя большинство из них осталось тут же, за столом, мирно похрапывая среди недоеденных блюд и недопитых стаканов. Исчез куда-то и Мазетто. Не понравилось мне, что перед этим шептался с ним о чем-то приезжий кабальеро в маске, тот самый, который приехал в гостиницу с двумя дамами. Э, думаю, что-то здесь не ладно! Уж не собираются ли они… Но тут сон обнял меня так крепко, что я уронил голову на стол и… не помню, что было дальше.

Очнулся я, должно быть, в полночь. Луна стояла высоко, и кругом была тишина, словно в пустой церкви. Поднял голову, огляделся — и вдруг меня что-то в сердце кольнуло: «Эх, Лепорелло, ты здесь спишь, а что в эту минуту делается с твоим господином?» Вскочил я и, осторожно шагая через мертвецки пьяных, выбрался поскорей со двора в сад — и прямо к беседке. Ну, так и есть! Знакомые голоса, влюбленный шепот Дон-Жуана и смех этой лукавой красотки Церлины, Ну, а дальше произошли самые невероятные вещи.

Только успел Дон-Жуан обнять стан склонившейся к нему красотки, как раздался звук хорошей оплеухи, да такой звонкий, на весь сад. И вы думаете это Церлина? Как бы не так! Перед моим хозяином выросла внезапно гневная фигура Эльвиры, а за нею стояли донна Анна, дочь убитого командора, и ее жених Оттавио. А еще дальше — Мазетто со здоровенной дубиной.

Да, жарким был финал этой сцены! Лучше не представишь и в театре. Хорошо еще, что у меня заранее были припасены две верховые лошади за оградой. Уж не помню, как только мы спаслись! Господина моего чуть не пронзили шпагой, а я оставил в руках у разъяренного Мазетто половину своего нового плаща. Хорошо еще, что луна в это время спряталась за тучу да лошади попались нам свежие.