Стефания Аучи - Львы Сицилии. Сага о Флорио

Не уходи , говорит она про себя. Один раз даже произносит вслух, но шепотом, он не услышал.

Нет, она не хочет об этом думать. Он все еще здесь, со мной, кричит душа. Пока смерть не вырвет его у меня из рук, я буду бороться за него. Лицо, изрезанное морщинами, выражает твердость, сменившую отчаяние.

Она торопливо хватает иголку с ниткой из корзинки с шитьем. Снова принимается вышивать рубашку для крещения, которую обещала сыну и невестке. Совсем скоро появится ребенок — может, будет девочка, кто знает? Лишь бы он родился здоровым, как и маленький Винченцо, которому на днях исполнился годик.

Улыбается несмотря ни на что. Сын поступил правильно: сразу подарил наследника семье и назвал его именем отца. Чтобы в семье Флорио всегда были Винченцо и Иньяцио.

И он, ее Винченцо, любовь всей ее жизни, успел увидеть малыша. Носил его на руках. Носил его и в мае, когда они переехали на эту виллу, некогда принадлежавшую княгине Бутера, пока его тело не сыграло с ним эту жестокую шутку.

Как-то вечером, месяца четыре назад. Они уже лежали в постели, в той же самой комнате, что и сейчас. Он начал переворачиваться с боку на бок под одеялом.

— Мне плохо, Джулия, — произнес он вдруг нечленораздельно. И она вскочила, побежала к выключателю электрического света — новшества, появившегося благодаря Иньяцио сразу после покупки виллы.

Увидела перекошенное лицо. Один глаз смотрел вниз. Уголок рта опустился.

Сразу все поняла.

Позвала экономку. Пришел доктор, назначил лекарства. Лицо застыло в гримасе, голос так и остался сиплым.

С той ночи все изменилось.

Винченцо передал все дела Иньяцио. Случилось то, чего он никак не мог ожидать: тело больше не слушалось. В его семьдесят еще не полных лет оно ему изменило. А он не привык доверять предателям.

Несколько дней спустя Винченцо вызвал нотариуса Кватрокки, чтобы составить завещание.

— Зачем к тебе приходил нотариус? — спросила Джулия с ноткой тревоги в голосе.

И Винченцо, сидя в кресле кабинета, странно посмотрел на нее. С раздражением. С нежностью.

— В этот раз Господь помог мне. Насчет следующего раза я не уверен. Хочу привести в порядок дела.

Она наклонилась, поцеловала его в лоб.

— Все и так в порядке, потому что ты выздоровеешь. Виченци, тебе надо отдохнуть, и только. Мы оба постарели, и нам просто надо остановиться.

— Да… — Он скривил рот. — Остановиться. — Потом тихо добавил с горечью в голосе: — Не думал, что когда-нибудь этот момент наступит и для меня.

Они обнялись.

Джулии передался его страх. Обрушился на нее как удар под дых, лишил ее сил, потому что она ясно увидела будущее: что-то невообразимо страшное, что-то, что невозможно пережить.

Винченцо никогда ничего не боялся. Он сильный. И при желании мог бы побороть смерть.

В последние дни его состояние ухудшилось, возможно, сказываются последствия второго удара. Он с трудом говорит, мало ест. И даже мысль о скором рождении внука не вселяет в него бодрости духа. Просто силы иссякли. Годы трудов, работы с рассвета до поздней ночи, усилий и беспокойства берут свое.

И она, которая любит его так сильно, как никакая другая женщина не смогла бы любить, видит, что он перестал бороться. Он устал, и для него это не жизнь. Он решил уйти. Винченцо, всегда такой энергичный, море во время шторма, не может жить прикованным к постели.

Винченцо в сознании. Не спит.

Вспоминает.

Два года назад, когда сын привез его сюда показать палаццо, окруженный огромным парком с пальмами, драценами и розами, по его телу пробежала дрожь. Он попросил кучера проехать по едва приметной дорожке среди виноградников, тянущейся вдоль главной аллеи.

И по ней они подъехали к полуразвалившемуся домишке со старым лимонным деревом, протягивающим ветки к оконному проему без рамы.

Он вышел из экипажа, сделал несколько шагов к ветхой двери.

— Да, тот самый, — проговорил он дрожащим голосом.

Иньяцио с удивлением и даже со страхом наблюдал за ним.

— Папа? Что это?

Винченцо вздрогнул, обернулся. Ему вдруг почудилось, будто меж деревьев мелькнул силуэт дяди Иньяцио, держащего за руку ребенка.

— Здесь. В этом доме умер Паоло, мой отец.

Иньяцио в ужасе смотрел на эти развалины. Скромный в прошлом дом разрушился, превратился в скелет. Винченцо почувствовал озноб, который будто поднимался от земли, пробирая его до костей, — это было похоже на предзнаменование.

И тогда он осознал, что все заканчивается там, где началось. Что все в жизни возвращается на круги своя. Ему тоже этого не миновать.

Смех, вырвавшийся из груди — клокотание слюны и злости. Он хлопает здоровой рукой по одеялу. Вот во что он превратился: в кусок мяса, существующий лишь затем, чтобы его мыли и чистили, чтобы созерцать страдальческое выражение лица Джулии, которая никогда не умела ничего скрывать. Чтобы читать сочувствие в глазах снохи, которая сначала, казалось, страшно боялась его.

Все страшно боялись его. А теперь от него осталось полчеловека.

Он смотрит здоровым глазом на потолок, ищет крест из слоновой кости. Другой глаз слепой, не слушается. Никчемный.

— Иисусе, давай закончим это, — бормочет он, но голос его не слушается, вместо слов — жалобное мычание.

Джулия тут же подскакивает к нему. Корзинка с шитьем катится по полу, нитки и иголки сыплются на ковер.

— Тебе плохо? — спрашивает она. — Винченцо…

Он с трудом поворачивает к ней голову.

Любил ли он ее так сильно, как только мог?

Лишь сейчас он с абсолютной ясностью понимает, что только эта женщина могла быть рядом с ним и никакая другая. Что Джулия не наказание или вынужденный шаг, а Божий дар. Без ее терпения, любви, преданности у него ничего бы не получилось.

Ничего, если бы он не разглядел в ней того огня, что горел и в нем.

С неимоверным усилием он подтягивает свою здоровую руку к ее руке. Берет ее тоненькие в морщинах пальцы.

— Я достаточно для тебя сделал? — из последних сил спрашивает он. Старается говорить четко, но язык не слушается. — Я дал тебе все, что ты хотела? У тебя все было?

Джулия понимает. Понимает невнятные слова, которые никто не мог бы разобрать, кроме нее, понимает их смысл.

Слезы заволакивают ей глаза, потому что она знает, что никогда не услышит от него слов любви. Ей придется сказать их за них обоих.

Она садится перед ним, как когда-то сидел Винченцо, когда родился Иньяцио. С щемящей болью в сердце произносит слова, которые никогда раньше не осмеливалась произнести:

— Да, любимый мой, ты очень сильно любил меня.

Несколько часов спустя прибегает посыльный с виа Матерассаи. Кричит, что родился еще один мальчик, да! Его назовут Иньяцио-младшим. Продолжение рода, а значит, будущее дома Флорио обеспечено.