Павел Загребельный - Шепот

Полковник, не читая, оросил книжку в ящик, подошёл поближе к Кемперу, смакуя виски, спросил:

- Так что же вам угрожает, досточтимый…

- Доктор Кемпер, - подсказал Кемпер,

- Допустим, доктор Кемпер.

- Одно из коммунистических государств требует моей экстрадиции, - быстро ответил Кемцер.

- Какое именно?

- Польша.

- Ага. Собственно, это все равно какое. Вам ведь не хотелось бы ехать ни в одно из этих так называемых государств!

- Вы угадали.

- Однако отвертеться вам не удастся. Если ваше правительство, надувшись и еще раз проглотив то, что называется стыдом, не выдаст вас полякам, то судить хотя бы и здесь такого субчика, как вы, ему все же придется. Сейчас это можно и политически выгодно.

- Но ведь я…

- Тихо, тихо. Говорить теперь буду я, если вы хотите выслушать мой совет. Вскоре встанет вопрос о сроке давности касательно военных преступников, у вас тут многс таких, кто заинтересован в принятии закона о прекращении преследования военных преступников, а для этого нужно в эти два-три года выловить в Федеративной Республике как можно больше виновников содеянных когда-то преступлений и покарать их, чтобы рапортовать миру о своей нетерпимости к бывшим нацистам. Вы попали под колесницу времени, вас принесли в жертву.

Стать на вашу защиту никто не может. Если бы вы были генералом, командиром дивизии СС или танкового корпуса! А кому нужна мелкота. К тому же вы, кажется, имели неосторожность задержаться на несколько лет после войны неведомо где.

- Об этом я мог бы…

- Тихо. Может быть, вы коммунистический агент. Тогда вы представляете еще большую опасность для нашего западного мира, нежели бывший нацист, так как нацисты, слава богу, уничтожены двадцать лет назад, а коммунисты с каждым годом набираются сил.

Полковник вынул пачку сигарет, закурил, подвинул пачку Кемперу, тот отрицательно покачал головой. Хепси окутался сизым дымом. Краснощекий херувим в тучке небесной. Сладковатый запах американских сигарет из настоящего вирджинского табака.

- Итак, со всех точек зрения ситуация ваша безнадежна, - отозвался из-за дымовой завесы полковник.

- Тогда как же…

- Тихо. Сохраняйте спокойствие и терпение. Вы пришли за советом - вы его получите. Хотя, конечно, это совершенно частный совет. Как мужчина - мужчине, джентльмен - джентльмену. Вас хотят видеть в одной из коммунистических стран…

- В Польше.

- Да, в Польше. А здесь вы стали бельмом на глазу вашим перепуганным землякам. Что вам делать? Проще всего - спрятаться. Где лучше всего спрятаться? Там, где тебя ищут. Ибо никому не придет в голову, что преступник разгуливает у него под носом. Садитесь в машину, возьмите жену. У вас есть жена?

- Конечно.

- Берите жену и езжайте путешествовать… Ну, хотя бы по той самой Польше…

- Но ведь меня схватят, как только я туда сунусь!

- Но-но, не каждая барышня привозит с каникул ребенка. Не прикидывайтесь таким уж…, гм-гм… Смените фамилию. Разве это трудно? Выпишите документы на фамилию жены - и сам дьявол вас не найдет.

- Представьте себе: мне приходила в голову такая мысль - фамилия жены. Но Польша… А что если… Знаете, мы с женой собирались поехать в Югославию. Еще до этих.,, неприятностей.

Полковник на мгновение задумался.

- Югославия? Но это, кажется, тоже коммунистическая страна?

- Да.

- Так почему же вы раздумывали так долго, что вас даже начали разыскивать прокуроры? Езжайте в Югославию. Или в Чехословакию, даже в Китай. Только не сидите здесь мокрой курицей и не давайтесь в руки так легко. Говорю это вам только потому, что считаю вас порядочным человеком, как отрекомендовал мне вас ваш друг Тиммель.

- Это прекрасный человек.

- Убежден. Ну что? Виски? Вам - с содовой?

- Нет уж, давайте сухого. Вы сняли у меня гору с плеч.

- Ну-ну, так уж и гору. Просто я хотел немного полечить вас от.,. Мне показалось, что вы немного напуганный человек.

- Я никогда не был трусом!

- Ну, это первое впечатление. Государственный советник Тиммель кое-что рассказал мне о тех ваших трех годах борьбы с коммунизмом. На такое мало кто способен. Скажу вам откровенно, я советы даю только людям смелым, мужественным. Иначе все это идет в лесок. Надеюсь, мы еще увидимся?

- Непременно! Я познакомлю вас с моей женой, она будет так рада…

- Только без юбок, - Хепси предостерегающе поднял руку. - Мы мужчины, бабы пусть группируются отдельно. Не принадлежу к старым холостякам, но…

Из мрачного дома Кемпер вылетел, как после награждения орденом. Предупрежденные, видимо, часовые молча пропускали его, двери отворялись, едва он успевал до них добежать, даже сопливый нахал у шлагбаума салютовал доктору, когда тот проходил мимо него, и, расставив ноги, смотрел вслед машине, пока та не скрылась за поворотом шоссе.

Минотдвр выпустил свою жертву из Лабиринта.

Слова входят в нашу жизнь, как люди. С детства у Богданы выработалась тоска по словам, которые почему-то так редко встречались в употреблении: доброта, чуткость, сочувствие, жалость. Началось это с тех невероятно, счастливых лет, когда жив был отец, когда не знала маленькая девочка никого, кроме мамы и папы, а еще - гудящего леса с его миллионным птичьим царством. Птицы распевали над малышкой, выщелкивали и высвистывали, когда она играла на солнышке смастеренными отцом деревянными куклами, или когда, устав от целодневной возни, потихоньку дремала где-нибудь в холодке, или носилась по лесу, гоняясь за мотыльками, за прозрачными стрекозами или просто за солнечными лучами. Была она тогда еще так мала, что не соединялись для нее воедино птички и их голоса. Тонкие певучие голоса, которыми отзы вался лес, не принадлежали никому и не могли принад лежать, они висели в воздухе так же, как солнечные лучи, затканные между ветками елей и буков, как дождевые полосы прозрачной воды, которые сшивали землю и небо, или же белые нити паутины, опутывавшие лес каждую осень. А птички жили в лесу не для пения, а только для того, чтобы чаровать глаза Богданы. Она видела их вблизи и издали, ей знаком был сизый блеск пера на птичьих крыльях и нежно-красный пух на груди у тех дивных птичек, которые купались зимой в снегу, она любила черных живых прыгунов со стеклянно-черными шариками глаз, и удивлялась тяжелым, как индюки, черным огромным птицам, которые больше бегали по земле, чем летали. Были у нее птицы ласковые, веселые, смешные, вредные, злые, были птицы-красавицы, как те длиннохвостые с разноцветным оперением чужаки, которые перелетали через лес осенью, направляясь к теплым краям. А еще любила она птиц из сказки.

Они жили на тех зеленоватых кафельных плитках, какими была обложена их всегда теплая и полная вкусных запахов печь. Были у них пышные хвосты и глаза почти такие красивые, как у людей. Птицы сидели на невиданной красоты цветах, и сколько ни смотрела на них малютка, так и не могла разобрать, что же красочнее: эти птицы или цветы, на которых они сидели.