Барбара Кингсолвер - Библия ядоносного дерева

А пока я рассказывала ему истории из прошлой жизни: о ребятах, каких знала в старшей вифлеемской школе, и о том, чем мы занимались. От воспоминаний нахлынула тоска по дому. Но, черт возьми, видели бы меня девчонки из команды поддержки, дразнившие меня пасторской дочерью, сейчас, практически невестой взрослого мужчины! Причем такого, должна вам сказать, который многое повидал на своем веку: родился в Южной Африке и в молодости где только не побывал, успел пожить даже в Техасе. Речь у него вполне нормальная. И он сочиняет свои хвастливые небылицы, от них у меня волосы дыбом встают, про то, как был пилотом истребителя, хладнокровно убивал очень влиятельных деятелей и сбрасывал зажигательные бомбы, которые за десять секунд уничтожали целое поле посевов. Он-де не просто мальчик на посылках, развозящий миссионеров, нет, сэр! Это прикрытие, во всяком случае, так мне объяснил. Аксельрут утверждает, будто в данный исторический момент является весьма важной фигурой в Конго. Порой сыплет названиями каких-то должностей, которые я не в состоянии их запомнить: заместитель начальника ЦРУ, руководитель местной резидентуры… И для всех у него есть кодовые имена. Большая Шишка — заместитель, а местного руководителя называет Дьяволом номер один. Не сомневаюсь, что все это игра. Мужчина его возраста слишком стар, чтобы играть в Зорро, однако, учитывая обстоятельства…

Я спросила его:

— Если вы такая важная персона в Конго, как же получается, что единственное, чем вы занимаетесь, это покупаете здесь всякую всячину по очень низким ценам, чтобы продавать ее в городе дороже, и возвращаетесь из Леопольдвиля с нашим сухим молоком и книжками комиксов?

Аксельрут ответил, что не имеет права обсуждать свою подлинную работу, но теперь располагает защитой Соединенных Штатов и может кое-что мне открыть, если я пообещаю хранить это в секрете. Господи, даже если бы это было правдой, кому я могла тут рассказать об этом? Невинный подросток посреди этого Божьего зеленого ада, без телефона, не разговаривающий с родителями. Хотя папа, по-моему, даже не обратил внимания, что я с ним не разговариваю. Мама-то заметила. Порой она пытается дружелюбно пообщаться и задает мне много личных вопросов. Надеется понять: кто же такая настоящая Рахиль Прайс?

А я ей не отвечаю. Предпочитаю оставаться аномалом .

Руфь-Майя

Ночью ящерки взбегают по стенам и сверху, вниз головой, смотрят на меня. Они прикрепляются там пальчиками лап. Мышка тоже. Они умеют со мной разговаривать. Это они мне сказали, что папа А-Нду [82] Игра слов : Ndu — undo. Undo ( англ .) означает в том числе «выводить из себя». хочет жениться на Рахили. Она свой сундучок с приданым уже приготовила, так что может выходить замуж. Но папа А-Нду конголезец. Разве им можно на нас жениться? Не знаю. Мне хотелось бы увидеть Рахиль в белом платье, она была бы красивой. Потом сказали, что вместо этого она собирается замуж за мистера Аксельрута, но он злой. Порой мне снится, что она выходит замуж за папу, и у меня в голове все путается, и становится печально. А как же тогда мама?

Ящерки издают звуки, как ночные птички. В снах, которые мне снятся, я ловлю ящерок, и они становятся моими домашними животными. Сидят у меня на руке и не убегают. А когда просыпаюсь, их там нет, и мне грустно. Поэтому я не просыпаюсь, если меня не будят.

Раньше я лежала в маминой комнате в темноте, а теперь меня вывезли сюда. Здесь яркий свет, и все разговаривают, разговаривают… Не знаю, что лучше. Я скучаю по своим ночным ящеркам. На яркий свет они не выползают, да и моим глазам от него больно. Мама обкладывает меня мокрыми тряпками, и глазам становится легче, но сама она выглядит как-то не так. Мама какая-то большая, и остальные тоже.

Урезание [83] Искаженное «обрезание». . Так они сказали. Папа А-Нду продолжает приходить. Он иногда оранжевый — ну, его одежда. Черная кожа и оранжевая одежда. Красиво. Он заявил папе, что Рахиль придется сделать урезание, они ее так урежут, что ей не захочется бегать по чужим мужьям. Я не слышала, когда он говорил это по-французски, но папа ночью все пересказывал маме. Урезание. Папа объяснил, что его делают здесь всем девочкам, и еще добавил: вот видишь, сколько тут еще работы? Они ведут этих девочек, как ягнят на заклание. А мама усмехнулась: с каких это пор он стал волноваться о защите юных дам? И еще сказала, что ее главная задача — позаботиться о собственных дочерях, и если бы он был настоящим отцом, то делал бы то же самое.

Папа ответил, что делает все, что может; по крайней мере, мистер Аксельрут — это лучшая замена. У мамы случился истерический припадок, и она разорвала пополам простыню. Она ненавидит их обоих, но они все равно должны приходить, ведь папа А-Нду — вождь, а мистер Аксельрут — замена. У всех случаются истерики. Особенно у Рахили.

Мама нашла таблетки, которые я прилепляла к стене, вынимая изо рта. Не могла я их глотать. Таблетки такие горькие, а когда их вынимаешь изо рта, они мокрые и отлично прилепляются к стене. Мама их отковыряла ножом и сложила в чайную чашку. Я видела, куда она ее поставила, — на полку, где хранился аспирин, который закончился. Рахиль спросила, что мы с ними будем делать, а мама ответила: принимать, конечно, Руфи-Майе придется и остальным, когда целые таблетки закончатся. Но я не хочу их принимать, меня от них тошнит. Рахиль заявила, что тоже не будет. Ее чуть не вывернуло, и она объяснила, что это как взять в рот жвачку, которую кто-то уже жевал. Рахиль часто чуть не выворачивает. Мама вздохнула: ладно, если хочешь заболеть, как Руфь-Майя, давай, стели себе постель и укладывайся в нее. Со мной так и было. Я постелила себе постель и вот, заболела. Думала, что мне просто жарко, но мама сказала Рахили, что я серьезно больна. Мама и папа иногда об этом говорят, и папа восклицает: «Бог милостив!», а мама: «Врача!» Они не соглашаются друг с другом, и все из-за меня.

Меня возили к врачу в Стэнливиль два раза: когда я сломала руку и когда она срослась. Гипс стал грязным. Врач разрезал его самыми большими ножницами, это было не больно. Но теперь мы не можем туда поехать, поскольку в Стэнливиле все воюют и заставляют белых людей ходить голыми. А некоторых убили. Когда мы летели туда впервые, я увидела в хвосте самолета маленькие грязные камешки в сумке. Мистеру Аксельруту не понравилось, что я подсматривала за его вещами. Пока мы ждали, когда папа вернется из парикмахерской, мистер Аксельрут тяжело придавил мое плечо рукой и предупредил: если кому-нибудь расскажешь, что видела бриллианты в тех сумках, твои родители оба заболеют и умрут. А я и не знала, что это бриллианты. Я никому не сказала. Поэтому вместо мамы и папы заболела я сама. Мистер Аксельрут по-прежнему живет в своей халупе и, приходя к нам, пристально смотрит на меня: не проговорилась ли я. Он может видеть насквозь, как Иисус. Рассказывает все, что слышит насчет того, что папа А-Нду хочет жениться на Рахили. Об этом все вокруг знают. Папа говорит, что сейчас белые люди должны держаться вместе, и нам приходится дружить с мистером Аксельрутом. А я не хочу. Когда мы ждали отца в самолете, он очень больно сжал мне плечо.