Алексей Кожевников - На Великой лётной тропе

— Видела его, гармониста?.. Жила я с ним за жену. На рождестве он меня уговорил, ездили мы к нему домой в гости. Там он сказал матери: «Моя жена, прошу любить и жаловать». А я, дура, дура я, думала, вправду все это будет, и согласилась. Теперь он бросает. Аринушка ты моя, бросает! Сказала я ему, что беременна, а он поглядел на меня строго — и бах прямо: «Этого еще недоставало! Об этом я тебя не просил, да и как знать, чей он, мой ли, другого ли кого, нас в заводе-то до трех тысяч». Я-то знаю, что его он, не от кого больше, ни с кем я, кроме гармониста, не путалась. И ушел. Бежала я за ним, руки тянула, а он по рукам-то кулаком хлесть да хлесть и кричит: «Отстань, шлюха!» Ходила к нему севодни — говорить не стал, о женитьбе и не заикнется. Что мне теперь делать? — И Ленка опять залилась горючими. — Сбивала я тебя, думала, будет от этого счастье. Горе, одно горе! Куда я с ним в заводе-то… Побираться? В деревню? Там скажут: «Ленка кончена». А ведь родится он, родится?

— Есть — значит, родится. Ты только не плачь, спи, завтра мы поговорим.

Затихла Ленка на груди у Ирины, ночью много раз принималась шептать о своем горе. Ирина гладила ее и приговаривала: «Спи, спи», точно сон мог принести облегчение, как чародей, снять девкино горе.

Ни сон, ни завтра не принесли Ленке утехи. В воскресенье она уехала с Дунькой в деревню. Ирина осталась в девьей казарме с книгой, со своими и чужими думами.

Пришел в казарму гармонист. Он был с гладко причесанными волосами, в новом пальто и принес пакет вяземских пряников.

— Вам кого? Лену? — спросила Ирина.

— Нет, я к вам, с Ленкой у нас все порвано.

— Ко мне? — удивилась Ирина.

— Да. Мы, кажись, знакомы. Пожалуйста, угощайтесь! — Гармонист протянул пакет.

— Я не хочу.

— Специально для вас куплены, нельзя отказываться.

— Напрасно покупали. — Ирина отошла в угол и склонилась над книгой.

Гармонист долго ходил по казарме, барабанил пальцами в окна, поговорил с Агафьей, которая только и была в казарме, потом подошел к Ирине:

— Ну как же?

— Пряников я не возьму.

— А гулять? День — не выговоришь, гармошку захватим…

— Я вас не знаю и знать не хочу. Поймите, не хочу и больше прошу не приходить ко мне. Никогда! — Ирина бросила на нары книгу. — С Леной что вы сделали?

— Ничего, ровно ничего. Она сама хотела.

— Уходите, сейчас же уходите!.. Агафья, Агафья!

— Дела! Штучка колючая, — процедил гармонист и вышел.

— Что, матушка, что с тобой? — прибежала Агафья.

— Ничего, теперь не надо. Зачем вы пускаете в казарму таких… — Ирина не могла подобрать слово, которое бы выразило всю силу ее негодования.

— Сами ходят. Как не пустишь, у нас ведь не монастырь, не больница, а казарма. Одно слово — девья казарма. Да, голубушка, и не такие дела делывались, бивали нашу сестру прямо здесь. — И Агафья руками показала, как бивали «нашу сестру».

Ленка вернулась вечером, когда вся казарма была в сборе. Вбежала она с дикой решимостью — и прямо к Ирине:

— Что, дождалась, приходил? И времечко выбрала, змея!

— О чем ты, Лена?

— Не вертись уж, все знаю, скромница-скоромница! Так вот ты на кого метила, вот к кому руки протянула!

— Лена, что с тобой? — взмолилась Ирина.

— Не притворяйся, гадюка! Выдеру твои волосы, ходи плешивая, глаза тебе выколю!

— Уж не о гармонисте ли? — догадалась Ирина.

— А, созналась! Знай же, если утоплюсь я, выдавлю его, — Ленка ткнула в свой живот, — на тебе будет грех!

Захватилась Ирина и упала на нары. Ленка сдернула свой мокрый валенок и начала бить ее по голове, по спине, в бока. Девья казарма стояла плотным кругом и одобряла Ленку:

— Сильней, пусть не станет чужих отбивать! Тихоня! Теперь гляди все в оба!

Казарма знала только одно — что гармонист приходил к Ирине, а как она его встретила, это было не известно ей и не важно: был — стало, поманила, вильнула хвостом.

Только одна Агафья знала правду, но ее криков не хотели слушать.

Ленка пришла в ярость, схватила Ирину за волосы, тянулась к лицу.

— Изорву твою рожу — ходи, соблазняй, отбивай!

Тогда и кухарка пришла в ярость, прорвала плотное кольцо девьей казармы, отбросила Ленку и закричала:

— Да она выгнала его, выгнала! При чем Арина, когда тот кобель пришел?

— Выгнала?! — ухнула вся казарма.

— Выгнала, видела я все.

— Вот это дела-а!.. — одобрительно загудела казарма.

Ленку увели и облили холодной водой, чтобы она сбавила пыл и ярость, Ирину окружили заботой и участием.

Весь следующий день девья казарма волновалась: не все поверили Агафье.

— А если у нее с Ариной стачка, а ежели Агафья сводня?

— Я вам покажу, все покажу! — шумела кухарка, и сильней гремели ухваты с чугунами.

Вечером Агафья попросила Ирину:

— Ты не уходи никуда. Я пойду.

— Я же всегда здесь.

— И сегодня будь.

Вернулась Агафья к тому часу, когда казарма собиралась спать.

— Девоньки, он здесь, — таинственно сообщила она.

— Гармонист?

— Привела я, сказала, что Арина зовет. Тише, девоньки! Ты, Ариша, надень шубейку — и айда!

— Куда? Зачем?

— К нему на минутку, постой, поговори, а мы тем временем нагрянем.

— Я не хочу, не могу, — запротестовала Ирина.

— Да ненадолго же!

— Не хочешь — знать, виновата! — зашумела казарма.

Тогда Ирина вышла к гармонисту. Он звал ее гулять, она отказывалась. Он настаивал, она начала как бы сдаваться. Тут открылась дверь, и вся казарма вывалила на снег, окружила гармониста.

— Тебя-то, голубчик, и ждали! Зайди-ко к нам, поговорим мы с тобой…

Гармонист попробовал бежать, но его схватили за руки, за пальто и втолкнули в казарму, поставили в круг.

— Арина, зачем к тебе приходил этот хахаль?

Ирина подошла к гармонисту.

— Подлец! — сказала она и ударила его по лицу.

— Дай, еще дай, заслужил! — поощряла казарма, но Ирина убежала на нары, под одеяло. Ей было и стыдно, и обидно. Она слышала гул, выкрики Ленки, топот ног.

— Зачем девку портил, что думал, когда лез?! — приставала казарма.

— Сама виновата — не давайся, — оправдывался гармонист.

— А кто невестой называл? Не ты ли? К матери возил, показывал. Выходит, смеялся все? — кричала Ленка.

— Много мы говорим, всему не верь.

— Он этак… Называл невестой, испортил Ленку — бери замуж!

— Была охота!

— Заставим!.. Толкай его в угол, не выпустим, покуль не даст слова!

Гармониста затолкали в угол, грозили ему и стыдили всяческими словами.

— Не будет тебе жизни и проходу! Не услышишь иного имени, как подлец! Женишься на другой — жене волосы выдерем, на улицу не пустим. А родит Ленка, принесем тебе, водись, любишь кататься — повози саночки! Ну? Согласен жениться?

— Да разонравилась мне Ленка! — взмолился гармонист.

— А тогда нравилась? Теперь Арину надо стало?