Алексей Кожевников - На Великой лётной тропе

Порой ее охватывало такое оцепенение, что она забывала кидать поленья в вагонетку и подолгу стояла, держа их в руках.

— Арина, — подталкивала ее Дунька, — ты стоять пришла?

— С Аринкой столбняк, — смеялись работницы. — Ее бы не сюда, а на дорогу вместо верстового столба.

— Влюбилась девка. Уж не в помощника ли? Не разевай рот, хорош калачик, да черств больно, зубы сломаешь. Нужна, покуль не его, а допустишь, кланяться перестанет, знаем мы… Тебя он жрет, а с другой лакомится, ты в будень, а та по праздникам.

— Да с чего вы взяли?! — вскипела Ирина однажды.

— С чего, с чего… Молчи уж! Почему тебя не уволили, когда другую на твоем месте взашей погнали бы? Видим мы, да нам что! Где нам до помощника, птица не нашего полету.

— Девоньки, я буду сердиться, — грозилась Ирина.

— Пошутили мы. А коснись на деле, будет приставать, так и знай, что не долго с ним нахороводишься. За рабочего из цеха верней: не жирно, а спокойно, не уйдет.

— Ах, какие вы… — Ирина засмеялась.

— Смешно — смейся, горе придет — плачь. Девки, песню начинай! Споем величанье Аринке.

Пели девушки, Ирина же смеялась до упаду, до коликов в груди.

— Ну будет, будет! — взмолилась она. — Я умру, и помощник овдовеет.

Но сразу стала серьезной и затихла. К поленницам шел сам помощник.

— Легок на помине! Мы и его взвеличаем.

— Нельзя, девки, нельзя, я буду в самом деле сердиться.

— Ишь, заступается за дружка!

Подошел помощник и позвал Ирину в контору.

— Сейчас?

— Да, пойдемте со мной.

По пути они говорили о разных разностях.

— Пожалуйста, в мой кабинет, садитесь!

Ирина села, помощник напротив.

— Ирина Михайловна, не удивляйтесь всему тому, что я скажу.

— Я уже давно ничему не удивляюсь.

— Перейдите на другую работу, в контору.

— Но я не хочу.

— Я вас прошу об этом. У нас имеется свободная должность секретаря, и некому поручить.

— Не верю, это неправда.

— Не совсем так, нашли бы, но…

— Мне нужно идти работать, пустите меня!

— Какая вы упрямая! Я буду говорить с вами не как с работницей, а как с женщиной, как с человеком, не подчиненным мне.

— После гудка. А сейчас я работница — и только.

— Я прикажу дать гудок.

— Глупости! — замахала руками Ирина. — Не чудите.

— Ужели вы не понимаете?

— Ничего не понимаю.

— Я вам делаю предложение.

— Стать секретарем?

— Вы невозможная женщина… Моей женой!

— Женой?!

— Да-да… Но, ради бога, это между нами, мне неудобно, когда вы там, в казарме и у поленниц, у дров.

— Но буду в конторе?

— Я объявлю вас своей невестой.

— Мне больше подходит быть там, в казарме и у поленниц, потому что я помолвлена.

— С кем? Давно ли?

— С рабочим из кузнечного цеха. Когда я буду в конторе, он не возьмет меня.

— Зачем вы губите себя?

— Зачем вы хотите губить себя? Так знайте, что я мать, у меня девочка.

— Девочка? Может ли это быть?

— Есть, есть.

— А муж?

— Муж — ветер, брачное ложе — куст. До свиданья! — Ирина встала и ушла.

— Вот оно что! — пробормотал помощник.

А потом долго сидел и повторял все одно:

— Как я молод, зелен, глуп… Фу!

Управляющий застал его в этом состоянии.

— Что это вы фукаете? Пойдемте на заседание.

После гудка Ирина гуляла по оголившемуся берегу реки. К ней подошел помощник.

— Присядемте, Ирина Михайловна. Можно с вами поговорить?

— Вы не будете делать мне предложение?

— Не буду, хотя и не верю ни одному из тех ваших слов. Расскажите, что привело вас на завод. — Помощник коснулся носком башмака глыбы песчаника. — Я буду нем, как этот камень.

— А мне нечего скрывать и рассказывать нечего. На завод пришла, как и все, за куском хлеба.

— С вами невозможно поговорить, — упрекнул он.

— Будем молчать. Слушайте, как шумят ветер и деревья. Вы не боитесь, что вас уволят? — спросила Ирина.

— За что?

— За… за знакомство со мной, с работницей?

— Управляющий мне это ставил на вид.

— Идите в контору и пригласите гулять кого-нибудь из конторских барышень, — посоветовала она.

— Мне хорошо здесь, с вами.

— Тогда уйду я.

— Минуточку подождите! Недавно я был у судьи. Он чрезвычайно интересовался вами.

— Откуда судья знает меня? — Ирина склонила голову, чтобы не выдать своего волнения.

— Собственно, он не знает, но когда-то видел вас, и то в спину. Очень жалеет, что не смог догнать и заглянуть в лицо. Ему показалась знакомой ваша походка. Судья намерен пригласить вас к себе.

— Почему вы думаете, что он видел меня? В заводе женщин тысячи.

— Он описал вашу походку, вернее, походку той, кого видел, и несомненно, что это были вы.

— Пусть приглашает, это его право. Я приду. Это моя обязанность. Только напрасно будет тратить время. Я не могу быть для него кем-то, кроме чужой, вашего судью я впервые увидела здесь недавно. Мы незнакомы.

После этого разговора Ирина стала усиленно избегать встреч с судьей, а если это случалось, она меняла походку, горбилась, низко опускала на лоб свой платок, пряталась за что-нибудь.

Она решила явиться на вызов отца, но самой не добиваться свидания. Она не ждала от него радости ни себе, ни отцу. Самое лучшее для нее было бы стать незаметной работницей Аринкой, совершенно затеряться среди Манек, Дунек, Матрешек и там, в глубине народа, служить ему, расплачиваться за вину перед ним, добывать себе оправдание.

Обойдя бесплодно несколько десятков деревень и заводских поселков, башкирин Илюша оказался в Яснокаменском, здесь довольно скоро напал на таких людей, которые вспомнили нищенку Аринку и даже вызвались проводить его до школы, где она оставила свою девочку. Но Илюша сам отыскал школу и явился туда своим излюбленным способом: «Разменяйте копеечку на семишничек». Учительницу не удивила, не смутила такая просьба: молва о чудаке Илюше прибежала в Яснокаменск раньше, чем появился он сам.

Учительница оставила Илюшу на крыльце, где встретила, и ушла в комнаты, погодя недолго снова вышла оттуда с маленькой рыжей-рыжей девочкой. Сперва она сама разменяла семишничек на копеечку, потом разрешила разменять девочке.

— Дочка? — спросил Илюша про нее.

— Племянница.

— Мамка есть?

— Есть. Теперь она в отъезде, на работе.

— И батька есть?

— Тоже в отъезде.

Илюша попытался сделать девочке подарок — протянул горсть конфеток и крендельков. Но учительница отстранила грязноватую руку Илюши и сказала:

— Этого не надо, этого у нас вдоволь. Спасибо за копеечки. Прощай!

И ушла вместе с девочкой за дверь. Илюша ушел тропой в горы. На другой день он опять появился в Яснокаменске вместе с каким-то новым человеком, показал ему школу и скрылся. А новичок устроился недалеко от школы отдохнуть в тени, за кустарником, как делали многие из прохожих.