Артуро Перес-Реверте - Эль-Сид, или Рыцарь без короля [litres]

Рую Диасу смутно припомнились эти бедные инфансоны, десятиюродные братья его отца. Один сын пошел воевать, а прочие ковыряют клочок принадлежащей им земли. Живут скудно и тяжко.

– Я их знаю.

– Я был с вами с самого начала… Был под Саморой, при Кабре и Толедо. Потом последовал за тобой в изгнание, участвовал в преследовании мурабитского отряда. На старой римской дороге убил двоих мавров.

– Я благодарен тебе… Могу ли что-нибудь сделать для тебя?

Тельо взглянул на Диего Ордоньеса и на стражников так, словно брал их в свидетели:

– Мавр плюнул в меня. Мы схлестнулись… кровь ударила в голову… Это с любым могло бы случиться.

– Конечно. Но случилось с тобой.

Тельо поднял скованные цепями руки:

– Насчет того, что мне отрубят их перед казнью…

Он ненадолго замолчал, не сводя глаз с Сида и не опуская рук. Потом уронил их:

– Я это могу понять… Насчет рук… Не могу сказать, чтобы мне это нравилось… Но умереть в петле – это позорная смерть, сеньор. Недостойная воина.

– Потому я и избрал ее как кару. Для того чтобы впредь не повторялось то, что сделал ты.

– Отрубите мне голову – это будет достойней.

– Конечно. Но тогда мавры не будут удовлетворены.

Тельо, казалось, призадумался – сморщил лоб, понурился так, что борода коснулась груди, – а потом резко вскинул голову. В глазах у него теперь вспыхнула искорка вызова.

– Я – воин!

Руй Диас остался бесстрастен.

– Сейчас ты – просто убийца. А от того, свершится ли правосудие, зависит очень многое. – Он обернулся к стражникам и кивнул на дверь. – Оставьте-ка нас одних. Диего, ты тоже выйди, – сказал он томившемуся от скуки Ордоньесу.

Когда они остались наедине, лицо его изменилось. Потеряло прежнюю непреклонную суровость. Помягчело, сделалось более дружелюбным и даже участливым.

– Если не буду исполнять свои собственные приказы, – объяснил он, – вспыхнет мятеж, прольется кровь. Союз с эмиром развалится, и нам придется из кожи вон вылезти, чтобы выбраться отсюда… Если вообще дойдет до этого.

Он пытливо взглянул на Тельо, который внимательно слушал.

– Понимаешь ты, Тельо Луэнго?

Тот кивнул:

– Понимаю, сеньор.

– Так что веревки тебе не миновать. А что касается рук… Слушай. Мы дадим тебе вина с неким снадобьем – и ты ничего не почувствуешь. И не заметишь. Даже петли. А меж одним и другим пройдет миг, не больше. Все будет очень быстро, уж мы постараемся.

– А что будет с моим телом, сеньор? Не хотелось бы, чтоб бросили как падаль на поживу воронам и собакам.

– Похороним тебя по христианскому обряду, чин чином. Слово даю.

Впервые за все время разговора губы обреченного чуть дрогнули в улыбке, больше похожей на медленную горькую гримасу.

– Жалею только, сеньор, что лежать мне придется в земле неверных.

– Таким, как мы с тобой, все равно, где будет наша могила. – Он в свою очередь улыбнулся. – Как считаешь?

– Верно.

– И у нас с тобой смерть – часть ремесла.

– Да… Когда же это будет?

– Совсем скоро. Готовят плаху. Смотреть придут все: и мавры, и христиане.

Горькая улыбка стала заметней.

– Для примера и в назидание другим?

– Именно так.

– Да вы не беспокойтесь, сеньор. Я не подкачаю – покачаюсь в лучшем виде.

– Надеюсь, потому что это важно.

Руй Диас задумался о том, что бы еще сказать, но ничего больше не нашел. Эти двое мужчин все уже друг другу сказали.

– Что я могу для тебя сделать?

Тельо тоже задумался – ненадолго:

– У меня в Виваре остались три незамужние сестры… Если поможете хоть одной из них с приданым, чтобы замуж взяли, немного облегчите бремя нашим родителям.

– Будет сделано в меру сил и возможностей. И еще передам им жалованье, которое причитается тебе до сего дня.

– Спасибо.

– Ты готов?

– Стараюсь, да не больно получается… Откудова готовности взяться – в первый раз помираю. Не знаток я. Как говорится – не жди с вербы урожая груш.

– Исповедаться хочешь?

– Да неплохо было бы.

– Пришлю к тебе брата Мильяна. И вино со снадобьем.

Недолго поколебавшись, Руй Диас вытянул руку и положил ее на плечо приговоренному, и тот не отстранился.

– Непростое это дело, Тельо Луэнго, войском командовать.

– Да и подчиняться, сеньор, – тоже.

– Знаю… И потому командовать такими, как ты, честь для меня. Что-нибудь еще?

Глаза приговоренного горделиво сверкнули.

– Пожелайте мне, сеньор, не сплоховать.

– Прощай, боец.

– Прощай, Сиди.

Тельо Луэнго, сделавший войну своим ремеслом, не сплоховал.

Его вывели из амбара после того, как мавры совершили полдневный намаз и солнце переместилось из зенита. Под взглядами христиан и агарян, стоявших по обеим сторонам плаца в ожидании казни, Тельо – четверо сопровождали, двое вели под руки, скованные цепями, – не потеряв самообладания, прошел до самой виселицы. Лицо его было спокойно, блуждающий взгляд устремлен вперед. Казалось, он занят мыслями о чем-то постороннем.

Маковый отвар, смешанный с вином, оказывает свое действие, подумал Руй Диас.

Брат Мильян ждал у подножья эшафота – неструганого столба с перекладиной, откуда свисала, покачиваясь, веревка с петлей. Под ней на дощатом помосте стояли колода с воткнутым в нее топором. Монах встретил осужденного несколькими латинскими фразами и дал ему поцеловать распятие. Затем Диего Ордоньес, исполняя свою должность, взял Тельо за руку и по шести ступенькам возвел его на помост.

Мавры и христиане наблюдали за происходящим в полном молчании. Руй Диас с другими командирами стоял в первом ряду. По другую сторону плаца в окружении своих очень внимательно следил за всем Якуб аль-Хатиб. Иногда они с Сидом встречались глазами и подолгу смотрели друг на друга тускло и бесстрастно.

Сделано все было довольно быстро. Палач без надобности, когда в наличии имеется такой церемониймейстер, как Диего Ордоньес, который никогда не откажется исполнить его обязанности. Покуда он, взяв топор, проверял, хорошо ли наточено лезвие, двое стражников поставили Луэнго на колени и, потянув за цепь ручных кандалов, заставили его положить руки на чурбак. Луэнго не противился, но внезапно, словно очнувшись и поняв, где находится, стал озираться. И на лице его появилось туповатое удивление – как будто до сих пор он не сознавал, что с ним произойдет. И даже сделал попытку подняться, но ее пресекли. Тогда он повел вокруг себя глазами и что-то тихо сказал тем, кто его держал. Ему немного ослабили цепь, он вскинул руку, перекрестился. Потом поглядел на небо, закрыл глаза. Стражники вновь затянули кандалы на запястьях – так, чтобы обе руки легли на плаху, – и Диего Ордоньес одним ударом отсек их.

По рядам мавров пронесся многоголосый одобрительный крик. Рев утоленной мести.