Артуро Перес-Реверте - Эль-Сид, или Рыцарь без короля [litres]

– И первым наши намерения обнаружит король Арагона, – сказал мавр. – Ты ведь знаешь, что он сказал, узнав, что ты собираешься появиться там?

– Сказал, что, если я рискну приблизиться к Монсону, он обрушится на меня всей своей мощью.

– И ведь обрушится, я уверен. Санчо Рамиреса можно счесть человеком грубым и жестоким, но он не из тех, кто отступает.

– Это мы еще поглядим, государь. Он и мы – сила против силы. И пусть Господь поможет своим.

– Я пошлю тебе столько подкреплений, сколько соберу. Почтовые голуби – не в счет.

– Что бы я делал, государь… Без ваших голубей.

Мутаман, все это время созерцавший свою столицу, очень медленно повернул голову к Рую Диасу. И в глазах его внезапно блеснула искорка, однако кастилец не смог бы сказать наверное – гнева или веселья.

– Ты мне нравишься, Лудрик, – вымолвил мавр наконец.

– Большая честь для меня, государь.

– Сейчас будет еще больше. Сражайся как можно лучше – за мой счет и во имя мое. Оправдай свою славу и свое жалованье. И если победа будет сопутствовать тебе всегда , – он произнес это слово с нажимом, – обещаю, что никто и никогда не вознаградит тебя щедрее, чем я. Я обеспечу будущее твое и твоих людей.

– Аминь, как говорим мы, христиане.

Мавр послал ему одну из своих внезапных и чарующих улыбок – будто по смуглому лицу неведомо чья кисть стремительно провела полоску цвета слоновой кости.

– Иншалла, как говорим мы, правоверные.

Если победа будет сопутствовать тебе всегда, повторял он про себя.

Так сказал Мутаман, прежде чем улыбнуться, и, по сути дела, выбора у Руя Диаса не было, ибо в его случае поражение было равносильно уничтожению. Ему и его воинству, сдающим свое знамя внаем, бесприютным и бесхозяйным, не оставалось ничего другого, как идти вперед, не имея права ни пасть духом, ни отступить, уподобляясь тем грекам на службе у персидского царя, рассказы о которых слышал он еще в детстве. И единственный путь к выживанию – в чаянии того дня, когда придет из Кастилии королевское прощение, – пролегает через поля битвы. Делить добычу, убивая, чтобы не погибнуть, а придется – так и погибнуть, убивая.

С глубокой древности, а то и от начала времен единственное спасение воинов без родины – в том, чтобы не ждать спасения ниоткуда.

Руй Диас размышлял об этом, сидя под парусиновым сводом своего шатра и диктуя рыжему монашку Мильяну письмо. Письмо жене Химене. Письмо холодное и едва ли не деловое, сообщавшее в самом общем виде о его житье-бытье и осведомлявшееся о здоровье супруги и дочерей. В письме было мало сердечности – и не потому, что писалось оно не собственноручно, нет, Руй Диас намеренно выбрал монашка себе в секретари. Ему показалось, что такое посредничество будет ему в данном случае удобнее, ибо позволит держать несколько отчужденный тон и избежать излияния чувств. Одно дело – отвлеченная мысль, тоска по телу жены, по теплу ее близости, по лишенным его ласки дочерям – последнее, сказать по правде, тяготило его меньше, – и другое – накал и сила всех этих чувств и их давящая тяжесть.

Для таких, как он, для людей, ведущих такую жизнь, в том зыбком и неверном пространстве, где двигаются прошлое и будущее, все, что остается позади, – это скорее бремя, нежели побуждение. Не существует иного, особенного мира, кроме того, который он мог бы возить у седла своего коня или на поясе рядом со своим мечом.

– С любовью и почтением… – докончил он.

Писец повторил вслух последние слова и, перестав скрести птичьим пером, присыпал написанное песком, чтобы высушить чернила. Потом поднялся и подал Рую Диасу письмо на подпись.

– Спасибо, фратер.

– Рад служить вам, Сиди.

Руй Диас усмехнулся про себя. Даже монашек стал звать его так. И это хорошо. Укрепляло его власть, влияние, легенду – все то, в чем, помимо денег, нуждается войско. Все необходимое, чтобы на северо-восточной границе оно показало, на что в самом деле способно, укладывается в два слова: добрая слава. И сейчас это его единственное достояние.

Едва лишь ушел монашек, появились Диего Ордоньес и Минайя. Вместе с ними в шатер проник резкий свет дня. Они были густо покрыты пылью и явно утомлены, потому что все утро проводили занятия с христианскими и мусульманскими воинами. Руй Диас молча указал им на кувшин с водой, и вошедшие стали жадно пить.

– Тут вот какая неприятность вышла… – сказал Минайя, утирая губы и бороду.

– Что-нибудь серьезное?

– Видит бог, да. А дальше может быть еще хуже.

Ордоньес, в чьи обязанности входило поддержание порядка в отряде, изложил подробности. На учении сцепились разгоряченные схваткой кастилец и агарянин. Сперва обменялись резкими словами. Вслед за тем мавр в знак своего презрения сплюнул, повернулся и пошел, и тогда взбешенный кастилец догнал его и нанес ему подлый удар ножом в спину, от которого тот упал…

– Что – мертвым? – встревожился Руй Диас.

– Мертвей моей прабабушки.

– А что мавры?

– Сам можешь представить – что. Чуть было мятеж не поднялся, еще немного – и пришлось бы силу применять… Удалось их слегка унять лишь после того, как мы взяли нашего парня под стражу и пообещали разобраться по справедливости.

– Но им этого показалось недостаточно, – добавил Минайя. – Они собрались в своем расположении, беснуются и орут.

Руй Диас размышлял, подавляя желание выругаться от души.

– С этим народом шутки плохи. У них в обычае – кровная месть, – сказал он.

– Уж какие тут шутки… Так что надо бы тебе там появиться, да поскорей… Чтобы утишить страсти.

– Или чтобы пришибить еще нескольких, – вставил злорадно Ордоньес. – А ведь я говорил: нас с ними вместе держать – все равно что паклю рядом с огнем. Сомневаюсь, что совладаешь с ними.

Руй Диас пропустил это мимо ушей. Он думал о другом.

– Их раис, этот самый Якуб, уже знает о том, что случилось?

Минайя пожал плечами:

– Да, разумеется, знает. Если бы он не сдерживал своих в меру сил, мы бы уж давно кишки друг другу выпустили.

Руй Диас с озабоченным лицом поднялся и, прихватив кинжал и одеяло, собрался выйти из палатки. Минайя угрюмо смотрел на его сборы:

– Так вот прямо и пойдешь? Без кольчуги? В одном колете?

– И этого довольно.

– Клянусь кровью Христовой! Ты хоть понимаешь, куда лезешь?

– Хватит. Пошли.

Диего Ордоньеса, который отвел в сторону парусиновый полог, давая им пройти, все это, кажется, забавляло.

– На твоем месте, Руй, – сказал он насмешливо, – я бы прихватил с собой меч.

Минайя уже успел собрать ему личную охрану – дюжину вооруженных до зубов молодцов, которые все как один были родом из Вивара. Они ждали снаружи с туповатым видом сторожевых псов, готовых по приказу разорвать в клочья кого скажут или умереть без стона и жалобы. Однако Руй Диас велел им держаться на расстоянии, не приближаясь.