Мальте Рольф - Польские земли под властью Петербурга [От Венского конгресса до Первой мировой] [litres]

Если мы хотим понять действия управленцев в динамичной ситуации революции, то прежде всего следует обратить внимание на все более плотную череду столкновений и восстаний. Ведь не только логика действий революционных сил питалась «динамикой, которая, по сути, проистекает из собственной логики самоподдерживаемых и ширящихся насильственных процессов» 654: арсенал мер представителей имперской власти под воздействием революционных событий тоже подвергался ускоренным изменениям. Им тоже пришлось столкнуться с собственной логикой революционной эскалации насилия. Слово «революция» выступает здесь прежде всего как эвфемизм стремительной утраты государством контроля над событиями. Это динамика, подпитываемая волнами насилия, интервалы между которыми сокращаются. Обеспечивают такое ускорение происходящие децентрализованно и неуправляемо столкновения между силами охраны порядка и их противниками. И дело тут не только в том, что использование насилия одной стороной повышает готовность к насилию у другой стороны. Дело прежде всего в том, что с каждой стычкой становится все очевиднее неспособность правящего режима поддерживать порядок. Видя, насколько прогнила государственная власть, ее антагонисты делаются увереннее, и их готовность к дальнейшей эскалации конфликта возрастает. Все больше и больше становится число участников, которые верят в то, что, раз колосс покачнулся, значит, он стоит на глиняных ногах и с помощью насилия его теперь можно будет повалить. И это тоже благоприятствует «собственной динамике несдерживаемого насилия», которая является мотором революций.

Вместе с тем первостепенное внимание в данной главе уделяется и попыткам властей остановить эту динамику. Как реагировали царские чиновники в Царстве Польском на фундаментальный кризис империи? Какие стратегии они использовали для прекращения революционных беспорядков? И какое влияние оказала временная утрата контроля над польскими территориями на иерархии страхов и образы врага, распространенные среди царских чиновников? Ведь революция, помимо всего остального, много чему их научила. В результате революционных потрясений и последствий Манифеста 17 октября люди, которые осуществляли имперскую власть, столкнулись с принципиально изменившимися условиями.

Хотя 1905 год и стал переломным, революция отнюдь не была изолированным событием. Первые сигналы ее приближения имели место задолго до того, как в Кровавое воскресенье 9 января 1905 года началась революционная буря. Уже современники воспринимали 1903–1905 годы как единый период смут, многочисленных восстаний против самодержавного строя и прогрессирующей эрозии государственной власти и ее авторитета 655.

С точки зрения царского аппарата управления, события стали приобретать угрожающий оборот начиная с 1900 года. Это было особенно ясно в Царстве Польском. Контраст настроений между 1897 и 1900 годами был как нельзя более очевидным. В 1897 году имперские чиновники еще поддались эйфории от царского визита в Варшаву и генерал-губернатору князю Александру Имеретинскому казалось, что после многих лет напряженности стало возможным сотрудничество с умеренной частью польского общества.

Однако прошло всего три года, и тот же генерал-губернатор потребовал от Санкт-Петербурга обширных чрезвычайных полномочий для «усмирения» польских провинций 656. Имеретинский докладывал о слиянии эскалации насилия со стороны городских низов с политической агитацией со стороны революционных партий. По его словам, особенно активистам Польской социалистической партии (или Польской партии социалистов, ППС) все больше и больше удавалось соединять социальное недовольство и общие антироссийские настроения с обещаниями, предлагаемыми «новыми», социалистическими учениями. Еще неполные два года спустя преемник Имеретинского на посту генерал-губернатора, Михаил Чертков, описывал обострявшуюся кризисную ситуацию в столь же драматических тонах: помимо «социалистической пропаганды» угрозу политическому спокойствию края несла усилившаяся «польско-католическая агитация» 657.

Мы видим в официальных докладах сообщения о множестве отдельных «происшествий», которые свидетельствуют не столько о скоординированных выступлениях, сколько об общем распаде существующего порядка. Так, с 1900 года скачкообразно увеличилось количество символических поступков, которыми люди выражали свое несогласие признавать российское владычество: массово отказывались петь царский гимн, то и дело демонстративно выступали против русского языка или против имперских чиновников.

Начало Русско-японской войны в феврале 1904 года значительно радикализировало эту ситуацию в Царстве Польском. Не только участились конфликты, но и повысился уровень насилия в них. Если на рубеже веков властям доставляло головную боль такое орудие преступления, как нож, то теперь в официальных отчетах все чаще фигурирует револьвер. Быстрота и легкость, с которыми участники столкновений теперь стали применять огнестрельное оружие, сделала стычки более кровавыми и более опасными для местных чиновников. Эскалации насилия способствовало прежде всего сочетание трех факторов: скопление людей, алкоголь и владение оружием. То и дело из толпы производились выстрелы в блюстителей порядка 658. Уже в 1904 году власть режима в Привислинском крае находилась, таким образом, в процессе распада – с нарастающей частотой следовали друг за другом беспорядки и нападения, угрожающая интенсификация общей культуры насилия характеризовала последние годы перед революцией.

Эта спираль насилия вылилась сначала в так называемую бойню на Гржибовской площади 31 октября 1904 года. Той осенью события полностью вышли из-под контроля властей – в основном потому, что ППС под влиянием Юзефа Пилсудского и при координирующем участии Юзефа Квятека начала формировать для демонстраций вооруженные «отряды защиты» и представлять их членов (bojowcy) в качестве бойцов польского восстания. Когда полицейские и казачьи части 31 октября попытались разогнать антивоенную демонстрацию, боевики ППС открыли по ним стрельбу. Солдаты и полицейские ответили огнем и убили в общей сложности шесть демонстрантов 659. Так у Варшавы появился собственный «кровавый день», менее чем за два месяца до печально известных событий в Санкт-Петербурге. Однако для польских провинций этот день не имел такого переломного значения, как столкновение перед Зимним дворцом для Российской империи. Дело не только в том, что число жертв было намного меньше, чем в Петербурге. Перестрелка на Гржибовской площади вызвала со стороны польской общественности и даже из рядов социал-демократов гневные протесты против примененной ППС тактики нападений, партизанской борьбы и целенаправленного провоцирования вспышки насилия. Царские же власти, напротив, сигнализировали зимой 1904 года о своей пусть и ограниченной, но готовности к компромиссу. Царским указом от 12 декабря некоторые из дискриминационных норм, действовавших в Царстве Польском уже несколько десятилетий, были отменены. Но этот указ не надолго успокоил ситуацию: слишком неопределенно выглядели общие обещания, слишком недоверчиво относились польские лидеры к петербургским декларациям о намерениях и слишком влиятельны были круги, которые сделали ставку на эскалацию насилия в борьбе против режима.