Мальте Рольф - Польские земли под властью Петербурга [От Венского конгресса до Первой мировой] [litres]

Несмотря на участие в подавлении Январского восстания и в военном обеспечении петербургского владычества над польскими землями в 1860–1870‐е годы, Имеретинский уже на момент своего назначения генерал-губернатором считался сторонником российско-польского диалога. По словам историка Сергея Татищева, Имеретинский сформулировал свою миссию следующими словами:

[…] доказать полякам на деле, что русская власть печется и заботится об их нуждах и пользах и всегда готова, насколько это от нее зависит, споспешествовать не только их материальным интересам, но и духовным их потребностям, под одним непременным условием, чтобы они пребывали верными подданными Императора Всероссийского, сознавая себя гражданами единого и нераздельного русского царства 237.

Таковы были принципы, которыми руководствовался в своем исполнении должности генерал-губернатора Имеретинский. Он заботился об активизации сотрудничества с той частью польского общества, которая была готова принять факт окончательной инкорпорации Польши в Российскую империю. Имеретинский исходил из соображения, что долгосрочная стабилизация польских провинций возможна только в том случае, если по крайней мере весомые группы местного населения будут относиться к петербургской власти положительно. Инициированные генерал-губернатором реформы и уступки были направлены на восстановление «доверия» со стороны поляков. Цель была не в том, чтобы кардинально изменить структуру управления Привислинским краем, а в том, чтобы в символических полях, по поводу которых шла борьба, показать готовность к переговорам и компромиссам. Первый подробный рапорт Имеретинского из Царства Польского читается как манифест его реформаторских намерений 238.

Центральным поприщем его деятельности была политика в сфере образования. Был ли Имеретинский инициатором отзыва Апухтина, неизвестно. Но отъезд последнего в 1897 году из Варшавы Имеретинский использовал, чтобы подвести сокрушительные итоги деятельности бывшего попечителя: в результате ошибочной школьной политики последних восемнадцати лет, писал он в Петербург, существует множество недостатков в низших и средних образовательных учреждениях. Прежде всего необходимо срочно изменить общую антипольскую направленность школ. Целью является создание новой государственной школы, которая будет оказывать влияние за счет своей внутренней моральной силы, а не за счет угнетения беззащитных детей и их родителей. Только такая школа, подчеркивал генерал-губернатор, сможет в будущем служить истинным связующим звеном между польской окраиной и основным ядром российской государственности 239. Поэтому школьное воспитание должно быть одной из главных забот правительства, писал Имеретинский, ведь это такой элемент слияния окраины с центром, который заключается не в системе запретов и не в чисто материальной связи экономических интересов, а во внутреннем воздействии на сознание, на душу польского юноши 240. Генерал-губернатор надеялся таким образом, относясь с принципиальным уважением к некоторым «польским особенностям» и учитывая их в работе школы, одновременно обеспечить более тесную связь польских подданных с внутренней Россией.

Исходя из этих принципиальных соображений, Имеретинский стремился прежде всего повысить статус польского языка в начальных и средних школах. Вместе с тем он планировал контролируемую государством образовательную инициативу и для более широких кругов местного населения: выступал за создание «народных библиотек», которые были бы нацелены, помимо прочего, на то, чтобы вытеснить нелегальные и иностранные печатные издания, ходившие по рукам грамотных польских подданных царя. В области высших учебных заведений Имеретинский тоже выступал за изменение прежней политики. Так, он поддержал требование поляков открыть в Варшаве политехнический институт.

Гораздо меньше ощутимых результатов последовало за заявлением Имеретинского, что он поддержит в Петербурге введение в Царстве Польском городского самоуправления в соответствии с уставом 1892 года, предусматривавшим выборные городские думы и выборных городских голов, которым подчинялись бы важные секторы городского самоуправления. Cторонники этого проекта, в том числе и для городов Привислинского края, приветствовали заявление Имеретинского с энтузиазмом 241. Однако дело тем и ограничилось – принципиальной поддержкой проекта со стороны генерал-губернатора. В отличие от своего предшественника, Альбединского, Имеретинский не предпринял никаких попыток, преодолевая сопротивление петербургских инстанций, претворить конкретный проект в жизнь.

Самую большую сенсацию Имеретинский спровоцировал актом символической политики: никакая другая административная мера этого генерал-губернатора не привлекла к себе столько внимания польской общественности, как разрешение на установку памятника Адаму Мицкевичу в Варшаве. Изготовленный в 1897–1898 годах монумент было дозволено разместить и торжественно открыть прямо в центре Варшавы, на улице Краковское Предместье. Статуя оказалась настолько объемной, что ее установка означала полное переустройство этого важного участка улицы 242. Выдача генерал-губернатором разрешения на памятник была задумана как символический акт примирения, который должен способствовать большему доверию поляков к имперским властям. О том, насколько трудное это было предприятие, свидетельствует тот факт, что представители элиты польского общества в знак протеста против предварительной цензуры своих речей открыли памятник в коллективном молчании. И все же данный монумент наглядно показывал, что теперь в Привислинском крае польские притязания могут иметь успех – хотя бы в том, что касается репрезентативных объектов в публичном пространстве.

Это контрастировало с лишь недавно завершившимся «двоевластием» Гурко и Апухтина и заставило некоторых видных представителей польского общества поверить, что наступила новая эпоха примирения и эра перемен. По сравнению с польскими землями, отошедшими после раздела к соседним государствам, ситуация в Царстве Польском при Имеретинском также выглядела более многообещающей: в Пруссии, казалось, все больше усиливалась политика германизации, в северо-западных же районах становились все более жесткими антипольские меры 243. Известия, поступавшие в то время из прибалтийских провинций и Финляндии, тоже вряд ли действовали на читателей польских газет успокаивающе: в то время как в Гельсингфорсе в 1899 году новый генерал-губернатор Николай Бобриков, наделенный чрезвычайными полномочиями, отменил финляндскую Конституцию, в Лифляндии, Курляндии и Эстляндии форсировались унификация и насаждение русского языка в сфере образования 244.