Фрэнк Маклинн - Чингисхан. Человек, завоевавший мир

Самый пространный разнос получил Тоорил. Тэмуджин порицал старика за вероломство и предательство, непростительное не только потому, что он нарушил самые священные в степях клятвы верности, но и пренебрег добрым отношением к нему, дружбой, тем, что его вернули к жизни, извлекли из нищеты и восстановили в правах, наплевал на то, сколько для него было вынуто каштанов из огня. Если у Тоорила есть к нему претензии, то они могли бы поговорить как мужчина с мужчиной и незачем было вовлекать в такие дела семьи: «Когда у повозки о двух оглоблях сломается одна оглобля, — и волу ее не свезти. Не так ли я был твоею второю оглоблей? Когда у двухколесной телеги сломается одно колесо, — нельзя на ней ехать. Не так ли я был у тебя вторым колесом?» [375] «Сокровенное сказание», § 177. — Прим. пер . [376] RT I pp. 187–190; Mostaert, Sur quelques passages pp. 96–97; SHO pp. 150–157; SHR pp. 96–104; SHC pp. 102–109. Temujin listed the following as his principal grievances: 1) he had brought backjaqa Gambu from China to help Toghril; 2) he had executed Sacha Beki and Taichen at the Ong Khan's request; 3) he gave to Toghril booty from his raid on the Merkit in 1196 but when the Ong Khan raided them in 1198, he gave Temujin nothing; 4) he had sent his four best generals — the 'four hounds' — to rescue Toghril when sorely beset by the Naiman. Тоорила, похоже, тронула искренность Тэмуджина, и он собирался протянуть оливковую ветвь борджигину, но сын Нилха запретил ему это делать, а на послание, обращенное к нему лично, презрительно передал, что его ответ может быть только один — guerre à outrance [377] Война не на жизнь, а на смерть, до победного конца ( фр .). [378] Ratchnevsky, Genghis Khan p. 78. .

Тэмуджин сознательно изобразил себя обездоленным человеком, которому ничего не остается, кроме как стенать и ругаться, хотя в действительности он набирался сил и готовился нанести ответный и внезапный удар, когда противник его будет меньше всего ожидать. Постепенно сформировалась новая коалиция, в которую вошли унгираты, икересы, нируны и, доставляя особые неприятности для Тоорила, отделившийся кереитский клан нунджин во главе с Чинкаем, который впоследствии станет одним из самых доверенных советников Чингисхана. Проявляя политическую интуицию, Тэмуджин в своих замыслах и действиях всегда учитывал интересы людей: мусульманским купцам обещал «златые горы» в торговле, когда станет владыкой Монголии; своим дружинникам — несметные богатства; изгнанным киданям, правящей династии в Северном Китае — восстановление в правах [379] Pelliot & Hambis, Campagnes pp. 71–72. .

Последнее летнее кочевье он устроил у озера Балджун на юге-востоке Монголии возле границы с цзиньцами Китая [380] d'Ohsson, Histoire I p. 45; Pelliot & Hambis, Campagnes pp. 42–46. The exact location of the famous Lake Baljuna is unknown. It may be a tributary of the Ingoda River or it may be another name for Lake Balzino, source of the River Tura, south of modem Chita. . Здесь среди болот он чувствовал себя защищенным и мог не опасаться нападений, правда, условия были жуткие: озеро почти высохло, и воду надо было выжимать из горстей грязи [381] Grousset, Conqueror of the World pp. 134–135. . Но здесь же произошло еще одно самое значительное событие в жизни Тэмуджина: девятнадцать старших командиров принесли клятву верности, дав обет сражаться вместе с ним до последней капли крови против кереитов: в историю этот эпизод вошел под названием «Балджунского завета», или «Балджунского договора». Монголы скрепили договор скромным пиршеством: забили дикую лошадь, сварили и съели. Существуют разные варианты текстового содержания клятвы, иногда дается такая версия: «Пусть же всякий, кто нарушит этот завет, провалится сквозь землю, как берег этой реки, и падет, как деревья в этом лесу». Дал клятву и Тэмуджин, сжав в руке ком озерной грязи: «Верша наше великое дело, я буду делить с вами, мои братья, и радости и горести, и если я нарушу данное слово, то пусть я стану подобен этой воде» [382] Pelliot, always a contrarian, maintained that the Baljuna covenant was legendary (Pelliot, 'Une ville musulmane dans la Chine du Nord sous les Mongols,' Journal Asiatique 211 (1927) pp. 261–279). But Cleaves, in a superb display of scholarship, has proved beyond doubt that the oath was a genuine historical event (Cleaves, 'The Historicity of the Baljuna Covenant,' Harvard Journal of Asiatic Studies 18 (1955) рр. 357–421). See also Krause, Cingis Han p. 23; Grenard, Genghis Khan (1935) р. 246. . Клятвенные слова монгольского предводителя сопоставимы с гордой речью, произнесенной королем Генрихом V перед битвой под Азенкуром о «нас, о горсточке счастливцев, братьев». Обычно монголы уходили от побежденного вожака, и неслучайно Чингисхан впоследствии всегда чествовал ветеранов Балджуна.

Отряд единомышленников довольно долго скрывался у озера Балджун, а Тэмуджин внимательно следил за переменами в стане кереитов. Как это часто бывало в степях, и среди союзников-победителей начинались раздоры. Квинтет Джамухи, Алтана, Хучара, Хасара и Даритая вступил в сговор, ставя перед собой цель избавиться от Тоорила, который им уже мешал, и найти более сильного лидера для окончательной ликвидации хана борджигинов. Тоорил оказался сильнее и ловчее, чем они думали, и им пришлось спасаться бегством. Алтан, Хучар и Джамуха ушли к найманам; Даритай и Хасар решили, что им лучше пойти на поклон к Тэмуджину [383] Krause, Cingis Han p. 94. . Даритай попросил принять его обратно в «стаю» и послал племяннику ценную агентурную информацию о том, что в безуспешной попытке переворота участвовало много кереитов, которые сейчас находятся в бегах и могут примкнуть к монгольскому войску, и, кроме того, у Тоорила не регулярная армия, а временные сезонные рекруты. Хасар доказал готовность служить брату, набрав войско — в основном из кереитов, поддержавших неудавшийся бунт, — но Тоорил разгромил его и взял в плен жену. Сам Хасар, едва уцелев, сумел сбежать и увести с собой часть детей и слуг: историки сообщают, что какое-то время они питались одними птичьими яйцами [384] Rachewiltz, Commentary p. 664. . Преодолевая неимоверные трудности и опасности, он все-таки добрался до кочевья Тэмуджина у озера Балджун. Хасар потом рассказывал, что ему на всем пути приходилось отбиваться от наседавших кереитов, хотя и не имеется свидетельств, которые подтверждали бы его повествование. Он явно преувеличивал свои подвиги, совершенные при переходе на сторону брата, но Тэмуджин даже не напомнил ему о предательстве [385] SHO pp. 158–159; SHR pp. 104–105. .

Более того, Тэмуджин использовал перебежчика в хитроумной игре мистификации и дезинформации. Сначала он послал Тоорилу сообщение, якобы от Хасара, о его несчастном положении и издевательствах брата, что предполагало настроить Он-хана на помилование. Армия Тэмуджина, дескать, бедствует, разбегается, да им сам борджигинский хан превратился в бродягу. Эти сведения отчасти подтверждались и собственными лазутчиками. Тоорил поддался на приманку и отправил посланника, которому Хасар должен был поклясться в вечной верности предводителю кереитов. Беднягу-посланника звали Итурген. На полдороге его изловили люди Тэмуджина и доставили в лагерь у озера Балджун. Здесь Тэмуджин повелел Хасару доказать свою верность борджигинскому хану убийством посланника Тоорила. Хасар был поставлен перед выбором: совершить убийство или самому стать жертвой [386] d'Ohsson, Histoire I p. 81; SHO pp. 159–160; SHR pp. 105–106. . Тэмуджин таким образом полностью исключал возможность того, что Хасар передумает и вернется к Тоорилу: убийство посла считалось тяжким военным преступлением и, в принципе, претило и самому Тэмуджину.