Вальтер Скотт - Легенда о Монтрозе [Совр. орф.]

— Вот именно на этот-то вопрос я и не знаю как ответить, — сказал ротмистр.

— Нерешительный саксонец! — вскричал Ренольд. — Отдайся в мое распоряжение, и сын тумана не заставит тебя раскаиваться, что ты спас его.

— Неужели ты можешь привести меня обратно в лагерь Монтроза?

— Конечно могу, — отвечал Мак-Иг, — на свете нет горца, который бы так хорошо знал горные проходы, как знаю их я. Ни один аржаильский бульдог не найдет тех тропинок, по которым я проведу вас.

— Если это так, — возразил Дольгетти, — то я готов следовать за тобой.

Получив такое полномочие, беглый сын тумана бросился по тропинке и скрылся в лесах, расстилавшихся кругом замка. Он шел так быстро и так часто менял направление, что Дольгетти только рысью поспевал за ним и вскоре совершенно спутался. Почва была до такой степени неудобна, что ротмистр наконец вскричал:

— Это черт знает, что такое! Не пришлось бы мне расстаться с Густавом.

— Не бойтесь, — утешал его Мак-Иг, — если вы даже и расстанетесь, то не надолго.

Сказав это, Ренольд свистнул, и из кустов, как дикий зверек, выскочил полунагой горец, прикрытый куском ткани. Черные глаза его дико сверкали.

— Отдайте ему вашу лошадь, — сказал Мак-Иг. — От этого зависит ваша жизнь.

Дольгетти застонал от отчаяния.

— Вы с ума сошли! — вскричал старик. — Можно ли тратить время? Лошадь вам возвратят. Разве жизнь ваша вам не дороже лошади?

Дольгетти соскочил с Густава, как на человека посмотрел на него и быстро пошел за Мак-Игом, не оглядываясь на мальчика, уводившего коня.

Как на человека посмотрел на него.

Нелегко было поспевать ротмистру в латах и каске за легким горцем. Начало смеркаться, когда до слуха их донесся звон колокола.

— Это бьет для вас час смерти, если вы не пойдете так же быстро, как я, — сказал Мак-Иг.

— Мне так тяжело, что я готов тут лечь и ждать своей участи, — отвечал Дольгетти.

— Трусливый саксонец! — вскричал Мак-Иг. — Ведь в замке бьют тревогу и преследователи вскоре будут около нас. До отдыха ли теперь?

Ротмистр поднялся и с помощью Мак-Ига стал подниматься в гору.

Ротмистр с помощью Мак-Ига стал подниматься в гору.

Не смотря на трудность пути, ротмистр болтал всю дорогу, рассказывая о своих военных подвигах, но горец вовсе не слушал его, а только тащил вперед. Вдруг по ветру раздался лай собаки.

— Лай этой собаки ничего доброго не предвещает — проговорит горец, — уж не пронюхала ли она наши следы? Но только она опоздала. Олень достиг стада.

Он слегка свистнул и с вершины утеса, на который они, скоро взобрались, отвечали таким же свистком. На верхней площадке они встретили несколько человек горцев — мужчин и женщин. При виде Мак-Ига они выразили шумную радость. Ренольд что-то быстро рассказал им, и они бросились к Дольгетти и стали целовать ему руки и ноги.

— Скажите им, — обратился он к Ренольду, — что я не люблю этой фамильярности, этого обращения запанибрата. Скажите мне лучше, какие имеются у вас орудия для защиты этого прохода?

— У нас имеется храбрость горцев, вооруженных стрелами и луками, — отвечал Мак Иг, указывая на людей клана.

— Стрелами и луками! — вскричал Дольгетти. — Да что вы. Они уже лет сто тому назад, как вышли из употребления…

Ренольд остановил болтливого ротмистра и молча указал вниз в ущелье. Лай собаки слышался все ближе, а за ней по следам шли люди. Мак-Иг стал уговаривать Дольгетти снять военную амуницию, но тот гордо отвечал, что это противно военной дисциплине, хотя сделал одну уступку и позволил снят с себя тяжелые сапоги, заменив их легкими башмаками. Облегчив себе ноги, он начал было давать кое-какие советы, как вдруг лай собаки раздался совсем близко, и все сразу замолчали. Замолчал и Дольгетти. Голоса преследователей ясно доносились до детей тумана. Внизу очевидно не находили тропинки, или же не решались пойти по ней. Вдруг из лесного мрака отделилась тень и стала взбираться наверх.

— Ну, что с нами будет? — прошептал ротмистр. — Нас будут бить ружьями, а мы будем отбиваться жалкими стрелами! Хе, хе, хе!

Но лишь только горец вступил на уступ и знаками пригласил других преследователей двинуться за ним, как стрела, пущенная сверху, попала прямо в несчастного и он, смертельно раненный, полетел вниз головою в темную пропасть. Между нападающими произошло смятение, а наверху послышался победоносный крик.

— Да здравствует лук! — крикнул Дольгетти, латы которого так и сверкали при блеске луны.

— Вон солдат! — крикнули голоса снизу, и сразу несколько пуль полетело в ротмистра. Раненный воин упал на самый край пропасти, но был тотчас же взят Мак-Игом и передан на руки женщинам.

Теперь нам приходится покинуть на время храброго ротмистра и взглянуть на военные действия графа Монтроза. Личные качества и храбрость графа дали ему возможность вести войну настолько удачно, что горцы заняли город Перт. Предводители горных кланов ненавидели Аржайля, как ненавидел его и граф Монтроз. Мы застаем Монтроза в лагере, хотя уже был декабрь месяц. На последнем совете предводители гордых кланов решили продолжать войну, несмотря на зимнее время, и атаковать Аржайля в его неприступном замке Инверраре.

Монтроз после совета удалился в свою палатку, но не мог спать. В то время, как он лежал, волнуемый разнородными думами и грезами, часовой, стоявший у его палатки, вошел к нему с докладом, что двое каких-то горцев хотят говорить с его сиятельством.

Не желая отказать незнакомцам, и тем лишиться может быть каких-нибудь важных сведений, Монтроз приказал привести их, а страже велел стоять под ружьем.

Едва только граф успел приказать своему камердинеру зажечь два факела и встать с постели, как незнакомцы вошли в палатку. Оба они были очевидно утомлены, и на лицах у них видны были следы холода и ветра.

— Кто вы, друзья мои? — обратился к ним с вопросом Монтроз, — и что вам надо?

— Осмелюсь принести поздравление, — начал один из пришедших — благородному моему начальнику с блистательными победами, выигранными с тех пор, как судьба разлучила нас. Но при всем том я осмелился бы посоветовать вам…

— Прежде чем давать советы, — возразил Монтроз, — скажите мне, кто вы?

— Неужели это нужно? — возразил незнакомец. — Неужели вы забыли условия, на каких я поступил к вам на службу, точно так же, как забыли и мою особу?

— Ах, дорогой друг, майор Дольгетти! — вскричал Монтроз, — здесь так темно, что немудрено мне было не узнать моего старого приятеля. Все наши условия конечно остаются в полной силе. Мы полагали, что Аржайль нарушил в лице вашем все военные законы, и хотели рассчитаться с ним за это.