Димитр Кирков - Проклятая земля

Беседуя, Юсеф-паша никак не мог отделаться от тоскливого чувства, преследовавшего его весь день. Возможно, причиной его было бездействие, или пожар, который несомненно оторвет людей от богоугодного дела, или неудавшаяся церемония посвящения Инана. Два часа сна в неурочное время не придали ему бодрости, просыпаясь, он вспомнил, что во сне ему привиделись какие-то каменистые холмы, таращившееся на них солнце и прорезавшая холмы дорога, галера на ней, а в галере он сам, в цепях и с веслом в руке, рядом — Инан, а впереди, прикованные к веслам, гребли визирь и карлик, Давуд-ага и Абди-эфенди, Кючук Мустафа и Хасан, сын Хюсри-бея, и еще какие-то люди, вереница которых была бесконечной, и сон был бесконечным, все в нем было смутным, размазанным, изменчивым, паша даже не мог с уверенностью сказать, приснилось ли это ему или он слышал о чем-то подобном и как вообще его настигла такая нелепица на разогретой телом постели. Он поспешил выбросить все это из головы, забыть и, окончательно проснувшись, действительно забыл, поскольку воспоминания о сновидениях приходили к нему в состоянии полусна-полубодрствования. «У души свои тайны, — думал Юсеф-паша, — и человек, приютивший ее в своей телесной оболочке, не в силах проникнуть в них». В тот самый момент, когда он выходил из комнаты Давуда-аги, паша вдруг осознал, что ему приоткрылась одна из таких тайн — на самом деле ненужная, глупая и неприятная. О существовании ее он мог судить лишь по легкой тени, которую она бросила на его настроение, но в чем была суть этой тайны, понять ему было не дано, поскольку она скрылась в глубины, недоступные ни для телесного, ни для духовного зрения. «Быть может, там, — продолжил размышления паша, — перед троном всевышнего душа открывает все свои тайны, а мы с изумлением смотрим на нее, не узнавая в ней свою душу, ибо на этом свете она обманывала нас и позволяла обманывать всему свету. О аллах, мы ли живем в этом мире или кто-то живет вместо нас?»

Неожиданный вопрос этот испугал пашу, усмотревшего в нем собственную слабость. И дабы не предаваться больше праздным размышлениям, он спустился с галереи, проверил, выскребли ли стражники своих коней, и наконец решил в одиночку осмотреть то, в чем не было обмана — землю, созданную по его воле.

Воздух над холмом еще попахивал гарью, на пепелищах возились в поисках уцелевшей утвари женщины с закрытыми чадрами лицами. Юсеф-паша обошел их стороной и, пройдя мимо мечети Шарахдар, спустился к уже засыпанному землей амфитеатру. Новорожденная земля, священный кусок которой выравнивал выщербленное очертание холма, лежала под его ногами. Над ней висела густая розовая пелена, в лучах заката контуры опорной стены казались нечеткими и расплывчатыми. То, что на совете было воспринято как невозможное, стало фактом. Из ничего возникла твердь, над которой были не властны ни пожар, ни разрушительное время. Паша стал спускаться по небольшому наклону, опираясь на ятаган и мысленно представляя, где точно будет проложена улица, ведущая к гробнице Мустафы. Здесь было достаточно места и для того, чтобы разбить сад с фонтаном, и построить здания, сюда, на неоскверненную землю, нужно будет, наверное, перенести обитель дервишей. Он огляделся, гордый и довольный, что в этот тихий час может порадоваться в одиночестве, потому что завтра на этом месте опять закипит работа. Недавняя тоска словно впиталась в землю, а оттуда в него вливалась сила и решимость. Земля словно держала своего создателя в теплой ладони, смененная обшивка минарета поблескивала в последних лучах заходящего солнца, вокруг не было видно ни души. Даже если днем сюда и приходили селяне и надсмотрщики, они давно разошлись, хотя кое-какие мелочи остались не доделаны. Верхний тоннель был завален не до конца, там все еще зияла дыра, в которую мог втиснуться человек, и Юсеф-паша бесшумно приблизился, чтобы как следует рассмотреть ее…

Он ошибался, говоря Давуду-аге, что писарь скрывается у Нуман-бея. Правда, Абди-эфенди однажды побывал в его имении — бей сам позвал его. Начальник стражи бея знал, к кому постучаться, чтобы приглашение дошло до адресата. И хотя все те, к кому он обращался, только испуганно пожимали плечами, главный писарь не замедлил явиться и всю ночь провел в башне в компании Нуман-бея. На столе горели четыре свечи, хозяин, расхаживая от одной каменной стены к другой, диктовал ему что-то, а гость, отбрасывая ненужное, исписывал свиток красивыми знаками. Еще затемно преданный гонец поскакал на восток, а бей, предупредив Абди-эфенди больше не приходить в имение, отсчитал ему двадцать золотых, чтобы тот выкупил сына у дервишей. Но дервиши от золота отказались, во-первых, потому что боялись, а во-вторых, потому что не хотели обманывать его: перед кельей Инана круглосуточно дежурила стража, и они все равно не смогли бы вызволить его. И, в-третьих, что было важнее всего, сам Инан отказался от побега. Когда старый дервиш шепнул ему об этом, Инан сквозь зубы пробормотал, что таково предначертание всевышнего и что он поклялся следовать ему перед своим наставником. Вот куда направила стрелу та натянутая тетива, которую отец чувствовал в душе своего сына! Но Абди-эфенди не сдался. Была еще одна возможность для спасения — найти пять-шесть вооруженных удальцов, напасть на обитель и силой увести Инана. Но те, кто годились на это и были его должниками, не смели поднять руку на служителей веры и побаивались стражников, и вместо того, чтобы послужить ему своими ножами, предлагали убежище для ночлега. Он не доверился им. Хорошо зная готовность людей переметнуться на сторону сильного и о том, что предательские слова могут в любой момент слететь с их языка, он еще в первый день побега позаботился об укрытии и о том, чтобы ни одна живая душа не узнала, где оно.

Абди-эфенди вырос на холме и знал каждую мелочь не только на нем, но и все тайное, что было под ним. А под холмом, под улицами и деревьями, под каменными домами и лачугами были пещеры, соединенные подземными ходами, из которых живым мог выбраться только посвященный. Несколько таких естественных пещер было расширено и продолжено бог знает в какие времена и чьими руками, от них направо и налево шли галереи с расходящимися вверх и вниз тоннелями и ходами, которые пересекались или уходили куда-то в сторону. Кое-где галереи круто обрывались вниз, настолько круто, что неосторожное падение в них могло стоить жизни, поскольку еще один этаж с такими же галереями, потайными ходами и пещерами находился на еще большей глубине. Большинство выходов из этого лабиринта обрушилось или было засыпано, однако три из них все еще сообщались с поверхностью и были искусно замаскированы. Когда-то в этих подземельях жили или спасались от невзгод люди — при свете на стенах можно было разглядеть рисунки, а над головой — пятна копоти, оставленные кострами и факелами. Мальчишкой Абди-эфенди с двумя своими сверстниками подолгу окунался в этот мрачный мир, в тоннелях им попадались осколки битых горшков, ржавые наконечники стрел и истонченные заплесневелые кости. Тогда они не разбирались, кому они принадлежали — животным или людям, но однажды наткнулись на человеческий череп, рассыпавшийся раньше, чем они успели подняться на поверхность.