Джанет Скеслин Чарльз - Библиотека в Париже [litres]

– Но вы уверены, что не лучше отправить это кому-то из ваших коллег?

– Это единственный экземпляр. И у вас роман будет в большей безопасности.

– Как он называется? – спросила Битси.

– «La Bibliothèque Américaine». «Американская библиотека».

– Тогда это уж точно драма! – воскликнула Битси.

– Подождите, пока не познакомитесь с героями. Копии оригиналов! – Профессор подмигнула. – Вы определенно узнаете некоторых.

Свет, 535; рукописи, 091; библиотеки, 027.

К тому времени когда мы уходили, у профессора Коэн вроде бы улучшилось настроение. На лестнице мы с Битси услышали дробный стук клавишей пишущей машинки. Я понадеялась, что профессор села за работу над продолжением.

Когда мы возвращались на работу, Битси сказала:

– Это очень большая ответственность.

Я затолкала рукопись поглубже в сумку:

– Мы найдем надежное местечко.

Поворачивая на нашу улицу, мы прошли мимо трех хихикающих filles de joie в чулках-сеточках. Их светлые волосы были всклокочены, пухленькая троица оставляла за собой волну дешевого аромата.

– Шлюхи! – Битси скривилась, ощутив этот запах. – Некоторые люди даже не знают, что идет война, – громко продолжила она, когда мы вошли в библиотеку. – Вчера утром я видела стайку шлюх, они расходились по домам. От них воняло спиртным. Но существует же и хороший вкус!

В задней комнате я положила рукопись на стол и усадила рядом Битси.

– Дурные люди получают все хорошее, – заявила она дрожащим голосом. – Я голодна. Я не могу думать. Время идет, но я не замечаю, как мелькают дни. Рождество, Новый год… Я рада, что они миновали. Теперь Пасха, и единственное, что снова вырастет, – это цены. Я скучаю по Реми. Если бы не он, я бы могла…

– Давай напишем ему.

Отчаяние Битси испугало меня. Реми мог бы помочь. Мысли о нем всегда заставляли нас почувствовать себя лучше. Я достала из сумки карандаш.

– Ты пишешь маленькими буквами, а я – заглавными.

милый РЕМИ, привет тебе ИЗ БИБЛИОТЕКИ, где МЫ обе СКУЧАЕМ по тебе. ОДИЛЬ предложила ЭТУ безумную и БЛЕСТЯЩУЮ идею…

– Такое письмо похоже на шифровку, – заметила Битси. – Получит ли он его?

– По крайней мере, мы озадачим цензоров.

Битси чуть заметно улыбнулась. Мне этого было достаточно.

– Как думаешь, профессор Коэн будет против того, что мы заглянем в ее роман? – спросила она.

Разрываясь между уважением к личной тайне профессора и желанием успокоить Битси, я перевернула титульную страницу и прочитала вслух:

– «Жизнь после смерти наполнена густым запахом пыльных книг. Ее стены скрыты за высокими стеллажами, полными забытых томов. В этом уютном мезонине между мирами нет ни окон, ни часов, хотя время от времени сюда доносится детский смех или аромат шоколадных круассанов с нижнего этажа».

– Это моя любимая часть библиотеки, – сказала Битси.

– И моя тоже.

Я уже готова была прочитать следующие строки, когда мы услышали женский крик:

– Меня уже тошнит от ожидания! Дайте мне мои книги, черт побери!

– Ох, чтоб ей… Опять скандал.

Примчавшись к стойке абонемента, где с десяток читателей ждали, когда им выдадут книги, мы с Битси увидели, что даже Клара де Шамбре появилась из своего кабинета.

– Что здесь происходит?! – резко спросила она.

– Миссис Смит устала ждать, – объяснил графине Борис, а читателям сказал: – Пожалуйста, наберитесь терпения и вернитесь на свои места в очереди.

– Я сообщу в полицию! – рявкнула женщина.

– О том, что мы плохо работаем? – Борис вскинул брови. – Так вы можете пожаловаться на всю страну.

Люди в очереди захихикали.

– Я заявлю, что вы снабжаете книгами евреев!

– Вот как? – Графиня схватила миссис Смит за руку и потащила к двери. – Никогда больше не приходите сюда!

Читательница зарыдала:

– Мне не продержаться без книг, которые я здесь беру!..

У стойки абонемента, задолго до того, как библиотека открылась для посетителей, пока мы с Борисом клали карточки в кармашки возвращенных книг, я позволила себе задуматься о Поле. В полдень мы должны были встретиться в той квартире, в единственном месте, в чью дверь никогда не входило разочарование. Мы валялись в розовом будуаре, где на стенах висели зарисовки Бретани, сделанные Полем. Мне нравились все они: пшеничное поле, окруженное маками, стога золотистого сена, старая лошадь с провисшей спиной…

Настойчивый стук вернул меня к действительности. Я увидела, что в окно заглядывает доктор Фукс. Зачем он пришел так рано, и один? Мы пригласили его войти, но он остался на крыльце.

– Будьте осторожны, – шепотом сказал он. – Гестапо расставляет ловушки. Не дайте запрещенным книгам попасть им в руки. Они воспользуются любым предлогом, чтобы арестовать вас. – Он оглянулся через плечо. – Меня не должны здесь видеть.

– Что за ловушки? – спросила я, но он уже уходил быстрым шагом.

– Я слышал, гестаповцы берут контроль над Парижем, – раскуривая сигарету, произнес Борис. – И что они намного опаснее.

Опаснее нацистов, разбивших французскую армию? Опаснее тех солдат, которые день и ночь патрулируют улицы?

Остаток утра мы работали в тревожном молчании.

Когда я вышла из библиотеки на обед, то с удивлением увидела во дворе Поля.

– Разве мы не встречаемся в квартире? – спросила я.

В последние дни я все путала.

– Мой приятель и его подруга были там вчера. В квартире появилась новая мебель вперемешку со старой, но он ничего такого не подумал. И они… э-э… целовались, когда услышали, как кто-то вошел. Они спрятались, а потом ускользнули по лестнице для слуг. Позже он вернулся, но на двери уже сменили замок.

Наше гнездышко исчезло, то место, где мы могли держаться друг за друга, место, где мы могли говорить что угодно или не говорить ничего, где мы могли забыть о войне…

– А как же твои наброски? – мрачно спросила я.

– Нарисую новые. – Он обнял меня за талию. – Бодрись, я нашел нам новое местечко!

На улице мы столкнулись с мадам Симон.

– И куда это вы собрались? – резко спросила она.

Все еще переживая потерю квартиры, я не смогла ответить.

– Мадемуазель Суше вправе пообедать, – сказал Поль.

– Только в том случае, если вернется в час, – заявила мне мадам.

– Мадемуазель перед вами не отчитывается, – огрызнулся Поль, крепче обнимая меня и увлекая дальше.

– Тебе незачем быть таким резким, – сказала я. – Она обожает капризную тетушку Марш из «Маленьких женщин». Она жесткая снаружи, но в глубине души добрая.

– Не каждый может заглянуть глубоко внутрь.

– Но и не каждый вокруг – преступник, – беспечно бросила я.

– Некоторые люди в точности таковы, какими их видит мир. – (Мы остановились перед величественным зданием.) – Вот здесь.

Наши шаги в фойе приглушил красный плюшевый ковер. Глядя на золоченую люстру, я испытала легкое чувство дежавю. Может быть, я приносила сюда книги?