Джанет Скеслин Чарльз - Библиотека в Париже [litres]

– Она уже умнее многих, – произнесла Одиль, подчеркнуто глядя на леди, суетившихся вокруг.

Я вспомнила выражение «envoyer balader», которое буквально значило «отправить кого-то на прогулку», но на самом деле подразумевало «послать подальше».

– Они всегда пытаются поговорить с вами, – сказала я Одиль.

– Кто?

– Те леди. Они говорят: «Чудесная погода», или: «Отличная проповедь», а вы их отшиваете.

– Они не были добры ко мне.

Обиженный тон Одиль удивил меня. И она сама тоже. Я увидела какую-то вспышку в ее глазах.

– Но они стараются это исправить, – сказала я. – Не пора ли дать им шанс?

Одиль окинула взглядом дам, наливавших себе кофе. И присоединилась к ним у кофемашины, чтобы взять себе кофе со сливками.

– Радостный сегодня день, – сказала она им.

Робко улыбаясь, миссис Иверс согласилась:

– Да, действительно.

– Отец Мелони был в ударе, – добавила миссис Мердок, протягивая свою чашку.

Одиль налила в нее сливок.

Утром выпускного дня я надела свой берет и платье от «Ганни Сакс», взяла листок со своей речью и отправилась к Одиль. На лужайке суетились малиновки. Ты почти как малиновка. Будь храброй. Ох, мама, я старалась…

Одиль была так же взволнована, как и я. Она даже сменила свой потертый красный пояс на новенький черный.

– Très belle, – сказала я.

Она смутилась.

– Прочитай мне свою речь.

Я сделала вид, что вышла на сцену:

– Люди говорят, что подростки никогда не слушают. А мы слушаем. Мы слышим, что вы говорите и чего недоговариваете. Иногда нам нужен совет, но не всегда. И не слушайте, когда вам говорят, что вы не должны кого-то беспокоить. Постарайтесь дотянуться до этого человека и стать ему другом. Люди не всегда понимают, что лучше сделать или сказать. Постарайтесь не придираться к другим, вы ведь не можете знать, что у них на сердце. И не бойтесь отличаться от других. Стойте на своем. В плохие времена помните, что нет ничего вечного. Принимайте людей такими, какие они есть, а не такими, какими вам хочется их видеть. Попробуйте встать на их место. Или, как сказала бы моя подруга Одиль, влезьте в их шкуру.

– Это многим понравится, – просияла Одиль.

Я обняла ее. Она казалась маленькой, как колибри.

Явилась Элли с фотоаппаратом, и Одиль настояла, чтобы освежить помаду перед фотографированием. А потом пора было ехать. Мальчики хотели, чтобы Одиль села в задней части нашей большой машины, вместе с ними. Элли и бабушка устроились посередине. Папа позволил мне сесть за руль. Он даже не сыпал своими обычными советами, вроде: «Не наскочи на детей на тротуаре!»

У школы Мэри Луиза, уже в новом платье и шляпке, приколола к моему берету черную кисточку. В спортивном зале наш класс сидел в первых рядах. Наш шепот шелестел, как колосья созревшей пшеницы. Я оглянулась назад, на друзей и родных, пришедших поддержать нас. Весь город уже собрался за нашими спинами. Это было прощание. И это было приветствие. Я сделала свое дело, я могла уехать. И это было то, чего мне хотелось давно, – уехать. И все же…

Когда я произносила свою речь, у меня дрожал голос. Окидывая взглядом зал, я увидела гордое лицо папы и добавила:

– И наконец маленький совет от дочери банкира: найдите свою страсть, но постарайтесь найти и хорошую работу, чтобы оплачивать счета.

Все засмеялись.

Оркестр сыграл «Only the Young». И зазвучали одно за другим имена выпускников. Мы получали на сцене свои аттестаты. А потом, под восторженный гул, подбросили в воздух свои головные уборы. Мы с Мэри Луизой обнялись. Дверь в мир широко распахнулась перед нами.

Дома мы с Джо и Бенджи вывалились из машины, взрослые вышли за нами. Начали собираться друзья на мой праздник, и Элли загоняла их в дом.

– Кэрол Энн испекла торт, шоколадный, у Лили самый любимый!

Я посмотрела на Одиль:

– Урок французского?

– Небольшой.

За ее кухонным столом я порадовалась тому, что Одиль на время принадлежит мне одной, как всегда. Она протянула мне какой-то конверт. В нем лежал билет на самолет до Парижа и черно-белая открытка. Я обняла Одиль:

– Поверить не могу! – Я рассмотрела билет; он был на одного человека. – А вы разве не летите?

– Не в этот раз.

Я прочитала открытку: «Лили, на счастливое лето, со всей моей любовью».

Париж! Это казалось невозможным. Где я остановлюсь? Нью-Йорк, со студенческим общежитием и ознакомительной сессией, выглядел сравнительно простым. Но Париж? Я никого там не знала. Где и как я познакомлюсь с людьми?

Когда же я перевернула открытку и увидела картинку, ответ стал ясен. Перед величественным старым особняком тянулась мощенная булыжником дорожка, обрамленная то ли фиалками, то ли петуниями. Внутри у окна стояла женщина в белом, ее лицо скрывали широкие поля шляпы. А внизу бежали слова: «Американская библиотека в Париже, открыта ежедневно».

В 2010 году, когда я работала программистом в Американской библиотеке в Париже, мои коллеги Наида Кендрик-Калшоу и Саймон Галло рассказали мне историю об отважных служащих, не закрывавших Американскую библиотеку во время Второй мировой войны. Наида курировала выставку о работе библиотеки во время и после войны, консультируясь с библиотекарями даже в Бойсе, штат Айдахо. Она великолепна, и я думаю о ней как о мисс Ридер. Саймон не расставался с библиотекой пятьдесят лет и знал о ней все. Он не только поделился со мной своими знаниями, но и проверил правильность классификации Дьюи в этой книге. Эти номера используются и сейчас, но они уже не те, что были в 1939 году. Саймон объяснил, что у каждой библиотеки собственная система классификации книг.

Я изумлена храбростью и преданностью служащих Американской библиотеки во время Второй мировой войны. Эти черты присущи и нынешнему штату. Исследования заняли несколько лет. За это время директор Одри Шапюи и ее заместитель Абигайль Альтман оказывали мне огромную поддержку, делились со мной разными историями, документами и связями. Я познакомилась с детьми Бориса Нечаеффа, Еленой и Олегом. От них я узнала о военном опыте Бориса и многое о его семье. Жена Бориса, Анна, была графиней, урожденной графиней Граббе, Борис не носил титула, но его предки были князьями или графами. Когда Анна и Борис покинули Россию, они всё оставили позади. О Елене упоминалось в Американской библиотеке – она была в квартире, когда к ним ворвалось гестапо и в ее отца стреляли. Сама она писала: «В детстве я много времени проводила в Американской библиотеке… Мне было всего несколько месяцев от роду, когда папа принес меня туда… Я до сих пор помню скрип прекрасного паркета при чьей-нибудь быстрой ходьбе, запах книг и многое другое, вроде закрытых комнат, куда мне не разрешалось входить. Я гадала, почему это так, и до сих пор думаю, что там могли прятать каких-то людей…» Обычно в библиотеке был доступен каждый дюйм пространства, так что это замечание заставило меня предположить, что библиотекари могли во время войны прятать читателей-евреев.