Йожеф Лендел - Избранное

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Ну и ну, до чего проворны эти такси! Я еще и к рассказу приступить не успел, а мк уже приехали.

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Я так и думал, что вам здесь понравится. Очень милый ресторанчик и без малейшей претенциозности, не правда ли?

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Выпьем по стаканчику, не более: какой смысл проснуться назавтра с головной болью, а в особенности вам — перед дальней дорогой. Да и вообще невоздержанность — признак не широты, но скорее низменности натуры. Котики способны объедаться до такой степени, что желудок тотчас возвращает лишнее… Вино следует пить только в умеренных количествах, тогда оно приятно бодрит. А что за удовольствие перебрать лишку? И незачем пенять на вино, ежели сам надрался до потери человеческого облика; говорят, если на голодный желудок съесть килограмм масла, это вызовет желтуху…

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

А возможно, и смерть? В таком случае даже вино не столь губительно…

На меня же оно действует странно: усиливает во мне математические способности. Сейчас, например, я собираюсь составить уравнение. Как вы, наверное, помните, Сечени не без злорадства пишет, что Петефи от имени нации нападает на Кошута, так, как Кошут в свое время от лица нации обрушивался на самого Сечени… Мне кажется, что математик мог бы сформулировать это следующим образом: прогрессивность Сечени так относится к прогрессивности Кошута, как прогрессивность Кошута к прогрессивности Петефи. Чем не уравнение? Или на языке математики это называется пропорцией?

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Какой из меня математик!.. Вы знаете… впрочем, откуда вам это знать?.. Словом, я намеревался стать архитектором, и лишь страх перед математикой удержал меня от этого поприща. Тогда я внял совету своего лучшего друга, который предостерег меня от трудностей профессии архитектора. А семья хотела сделать из меня юриста. Единственная возможность получить юридическое образование, если наряду с учебой служить в какой-нибудь конторе. Сыну вдовы только так и можно бы пробиться. Но разумеется, пробиться все равно не удалось…

Эх, если бы тогда знать, как немного математических премудростей требуется усвоить архитектору и насколько прочно прививается философская глубина математики мышлению человека — если, конечно, он пользуется своими мыслительными способностями… Словом, по-моему, я прирожденный архитектор, хотя мне и не удалось овладеть этой профессией. Зато я худо-бедно освоил несколько языков и теперь служу гидом. Если разобраться, это не такое уж плохое занятие.

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Благодарю! Тогда давайте выпьем за здоровье умелых гидов, которые повсюду сопровождают, многое показывают и мало объясняют. Боюсь, что я, по своему обыкновению, и сегодня чересчур велеречив, пытаюсь объяснить множество явлений кряду и постоянно сбиваюсь на лирические излияния… А почему бы и нет? Пить вино у нас не запрещается. Вы заблуждаетесь, у нас вовсе не косятся на человека, если тот заходит в распивочную. Но присматриваются, в каком виде он оттуда вышел… Моя дневная норма — это стакан вина перед обедом, двести граммов. Второй стакан — если приходится пить — идет без удовольствия. А третий пробуждает страх перед математикой. В данный момент я как раз на этой грани и не имею ни малейшего желания преступить ее… Какой резон развязывать в себе доселе сдерживаемые рефлексы и шататься по улицам без удержу? На это у человека нет ни резона, ни права, будь он хоть гидом или рабочим, инженером или художником — безразлично.

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Нет, историкам не позавидуешь! Я ведь, кажется, говорил, что прежнюю школьную историю возненавидел из-за дат. С какого года и по какой правил Франц, Фердинанд или Иосиф? Да к тому же Иосиф не был единственным, и не извольте путать даты правления! Почему для меня должно быть важно, что Сечени умер ровно сто лет назад? Мог бы пожить и еще. И разве необходимо запомнить, что Чехов родился в 1860 году? Он мог родиться годом раньше или позже. Беда в том, что он так рано умер.

Панический страх перед бессмысленными цифрами, по-моему, начался у меня еще в школе и не прошел и поныне… В чем проявляется? Ну, к примеру, в том, что я не в состоянии запомнить даже номер телефона… Кроме службы такси — этот номер состоит из одних двоек!

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Ваше здоровье!.. Не думаю, чтобы мой страх перед цифрами можно было бы объяснить с помощью фрейдизма. К тому же в моем случае было бы важнее не объяснить, а излечить.

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

А вообще-то я ничего не имею против фрейдизма. Не усматриваю в нем ни вреда, ни опасности — конечно, если не злоупотреблять этой теорией. Словом, и здесь все сводится к воздержанности или неумеренному увлечению…

Тут не отделаешься плоской остротой, которая была в ходу лет тридцать назад: Фрейд, мол, «транспонирует на Эдипа приватную жизнь венских надворных советников». К проблеме антиисторизма Фрейда надо подходить серьезнее, там, где нужно, опровергая его положения.

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Помимо страха перед датами и другие причины удержали бы меня от профессии историка, которую я уважаю лишь у истинно великих профессионалов. Большинство историков — стоит им попасть в привычную колею — полностью полагается на испытанную клячу. Возница, подремывая, трясется по ухабам, — все равно, мол, коняга приведет к дому, то бишь к тому месту, куда заведомо желательно было бы попасть.

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Привести пример? Пожалуйста! Наши венгерские историки знают — и могут доказать, — что Гёргеи, главнокомандующий национально-освободительной армией в 1849 году, был изменником. Тому есть немало аргументов. Однако иным историкам этого не достаточно, и они вылезают с такими подтверждениями измены Гёргеи, которые ставят под сомнение даже самые неопровержимые доказательства. Взять, к примеру, обратный захват Буды, в чем небезызвестную роль сыграл и наш мост. Мне доводилось читать, что это тоже было предательством. Спрашивается, почему? Да потому, что Гёргеи, собственно говоря, не следовало отвоевывать Буду, а… школьный учебник — минуту… сейчас найду нужную выписку… — толкует так:

«Гёргеи после комаромского сражения не стал преследовать побитого, но не уничтоженного противника на территории Австрии, а повернул свои войска и начал осаду занятой австрийцами Будайской крепости. На осаду Буды национально-освободительная армия потратила три недели драгоценного времени, а между тем контрреволюция успела перестроить свои ряды и с новой силой бросилась в атаку».

Оперировать такой аргументацией проще простого. Но если отбросить в сторону прописные истины учебника, то необходимо помнить, что обобщение — вещь опасная. Подобные аргументы отнюдь не подкрепляют множество весомых подтверждений предательства Гёргеи. На каком основании действия, несомненно верные в 1848 году, в кульминационный момент венских революционных событий, точно так же расцениваются в году 1849-м? Ведь можно подобрать убедительные аргумента в пользу той точки зрения, что захват и укрепление столицы являлись тогда безотлагательной задачей революционной армии.