Елена Ронина - Три женщины [litres]

– Мама, а что ж вы от нас идете? Меня не дождались.

– Нет, нет, – замахала руками Таисия, – мы уже сегодня пойдем. Ты, Тамар, и не спрашивай, и не настаивай, – Таисия со вздохом начала поправлять платок на голове. Тамара уже выучила этот жест свекрови, что-то не так, что-то случилось.

– Стряслось что? Поругались или, может, я чем обидела? – Тамара расстроилась от души.

– Не проси, Тамара, это наши с сыном дела. Разговор с Николаем Сергеевичем у нас вышел, – поддакнул отец.

– Про что разговор-то?

– А неприятный такой разговор. Но ничего не поделаешь. Они начальники, им виднее. А мы люди темные, грамоте обученные, да, видно, не шибко. Раз собственное дитя вразумить не смогли. Мать, пошли отсель. Нам тут рады, да не очень.

– Пошли, Сергунь. Ты, Тамар, на нас-то внимания не обращай. Ты же знаешь, у Кольки нрав крутой. Ну, осадил нас малек. А и ладно.

Рядом к матери жался долговязый Генка. Тамара еще раз удивилась, как сын и мать похожи. И внешне – одно лицо. Генка такой же светловолосый, светлоглазый, с открытым добродушным лицом и доброй улыбкой. Да и внутренне Геннадий такой же мягкий, как и мать. Только еще больше в нем желания помочь, быть полезным.

Таисия тут же погладила сына по голове, хотя для этого ей пришлось поднять руку. Она сама этому слегка удивилась и опять поправила платок.

– В общем, доброго вам здравьичка.

– Коль, что случилось? Родителей твоих встретила, а ты их даже ужином не накормил, – по ходу дела Тамара открывала кастрюли, чтобы еще раз убедиться, что ничего не съедено.

– Да ну их. Совсем с ума посходили. Решили у нас тут пожить.

Тамара немного растерялась.

– Так что? Родители же, – неуверенно произнесла она.

– Ну и что, что родители, – нервничал Николай. – Видите ли, строиться они задумали. А мы с тобой квартиру получили. Для них, что ли, получали? У них вон родственников – пол-Алымска. У родителей в свое время все по очереди жили. И Аксинья, и Устинья.

– Коля, ну как же, – Тамара не знала, что и сказать.

– Что «Коля»? Генка, сказал, пусть живет. А этих чтоб даже духу не было. Ты же знаешь, какой отец шебутной, когда напьется? Вот и пусть родственников гоняет.

– Ой, как неудобно, – Тамара вздохнула.

– Все очень даже удобно. И Генке-то придется в сенях спать. А эти куда бы легли? К нам под кровать? Да не думай, Тамар.

Да, Николай точно был не в родню. Другой породы. Тамара всегда удивлялась, насколько он быстро и жестко принимает решения. Тамаре неудобно всегда. Для Николая такого слова нет. Причем на деле она убеждалась – он прав. Вот и сейчас, действительно, а где им тут всем развернуться? Притом что Тамара в положении. И отец Николая пьет, да и по здоровью сейчас как раз проверяется, и есть подозрение на туберкулез.

Только Тамара бы сказала: «Конечно, живите, о чем речь».

Николай другой. И внешне не похож на Ковалевых, а уж внутренне и подавно.

А вот с Генкой Тамаре было легко. Муж часто уезжал в командировки. Всегда одна, дров натаскай, печь растопи, воду из колодца наноси. А тут вдруг Генка оказался незаменимым помощником. Она из школы придет, а он уже все сделал. В печке огонь горит, на плитке вода кипятится.

Генка удивительно жалел молодую женщину.

– Томка, чего тетрадки таскаешь. Давай встречать тебя буду? Нельзя ж тебе – тяжелое.

– Да ладно тебе, придумал. Я ж в двух руках авоськи несу. Все нормально, – улыбалась Тамара. Но всегда задумывалась. А вот Николай никогда не предложит. Просто не видит. Думает, что и сумки не тяжелые, и вода сама откуда-то появляется.

Попросишь, никогда не откажет, все сделает. Но чтоб сам заметил, помощь предложил – никогда.

А Тамара пережила войну, когда вокруг были одни женщины. Она привыкла все делать сама. Помощи ждать неоткуда, да и незачем. Разве сама не сможешь? Сможешь. Почти пять лет в Алымске прожили без мужиков. Как-то же справились!

Мама Роня, так же, как и другие женщины, – целый день на работе. Роня работала на швейной фабрике, отшивала форму военную, вещмешки. Работали в две смены, без выходных. А если выдавался выходной, Роня бежала в городской госпиталь – стирать бинты. У раненых должно быть все самое лучшее. Тамара хорошо помнила, как уютно, как чисто было в госпитале. У женщин в кровь стерты руки от бесконечных стирок, но раненые солдаты лежали в сверкающих от белизны палатах.

Все по дому с малолетства привыкла Тамара делать сама. И машину с углем разгрузить, и воды натаскать. Готовила, правда, бабушка, мамина мама, она жила с ними с первых дней войны. А вся черная и подготовительная работа ложилась на плечи девочки. Борис? У них в семье он был единственным мужчиной. И его нужно было беречь. Это закон для всех. Не обсуждается. Это трагедия – остаться совсем без мужчин. Сколько горя Тамара видела, сколько похоронок! Просто произнести слово «папа» для нее было бы счастьем, а она не могла. Не было у нее папы. Но был брат, единственный. Он не должен ни в чем нуждаться. Ему лучший кусок, самое вкусное, самое полезное.

– Томка, да брось ты этот уголь, бежим на речку! Потом перетаскаем.

– Так растащат же! Мама с таким трудом договорилась!

– Так и похолодает потом, и купаться не сможем!

– Ну ладно, беги. Я сама потихоньку. Или вон Абрама Петрова попрошу. Отдам ему пару ведер, он поможет.

– Эх, золотая у меня сестра! Вот запомни, Томка, тоже тебе потом чем-нибудь помогу. За мной не заржавеет.

– Иди уже. Не заржавеет. Выучись сперва, – Тамара бормотала себе под нос, но на Борьку никогда не обижалась. У нее есть брат. Как же ей повезло!

А теперь у нее есть муж. И его тоже нужно беречь и не обременять его ни хлопотами женскими, ни вопросами дурацкими. Ей повезло. У нее самый красивый и умный муж на свете. Она его очень любит. И он ее. Она это знает. Да, не очень ласковый, не очень внимательный. Но зато – только ее. Умный, порядочный. Опора.

Время от времени в роддом приходил свекор. И тоже удивительный человек. У Ковалевых вообще что ни член семьи, то экземпляр. Вот взять хотя бы Сергея Алексеевича. Когда трезвый – тишайший человек. Вежливый. Смотрит и улыбается. Сидит всегда с краешку, как будто ему немного неловко.

Бывало, придешь к ним в гости и наблюдаешь такую картину.

Таисия лежит на кровати, книжку читает. Сергей неловко спросит у жены:

– Тай, может, поедим че?

– Давай, – Таисия не оторвется от книжки.

– Так, а че поесть-то?

– Так возьми тама.

– Так тама-то и нет ниче.

– Ну щас главу дочитаю, сготовлю.

И действительно, пока Таисия главу не дочитает, к ней с вопросом лучше не соваться. А как прочитает, так кличет мужа.

– Сергей, а хочешь-то чего?

– Так, может, борща?

– Давай, – задумчиво отвечает жена, но с кровати не встает. – Ты в подпол-то лезь за картохой да начинай чистить.