Елена Ронина - Три женщины [litres]

– Ронь, да ты пойми, мы тебя очень любим, и Томочку, и Бориску. Ты думаешь, мы не понимаем, сколько ты тут делаешь. Пашешь почище наших деревенских.

– Какой документ? – чуть громче спросила Роня.

Федор, не поднимая головы, вытащил из-за пазухи сложенные вчетверо бумаги.

Роня начала читать. Буквы прыгали перед глазами, не связывались в слова.

«Оперативный приказ народного комиссара

Внутренних дел Союза ССР

15 августа 1937 г., г. Москва

№ 00486

С получением настоящего приказа приступите к репрессированию жен изменников родины, членов правотроцкистских шпионско-диверсионных организаций, осужденных военной коллегией и военными трибуналами по первой и второй категории, начиная с 1 августа 1936 г.».

– Все понятно. Можете оставить? Я потом подробно прочту.

Буквы скакали у нее перед глазами, сосредоточиться не было сил. Поняла только одно: ее могут посадить. И ее, и детей. Нет, не сейчас, не сегодня. Но каждую минуту. Покоя нет и не будет. И не важно, что на дворе 40-й год.

– Роня, уезжай, прошу тебя. Документ пришел вчера по почте. Вот зачем его прислали? А? Скажи? А может, они чего узнали? – Руки у Ивана тряслись, голос дрожал.

– Антихристы, – со своей кровати запричитала Наталья. – Как же вы можете? Павел, чего молчишь?

– Мать! – Иван вскочил со стула. – Думаешь, у меня сердце не болит?! Только у меня вон семеро в избе сидят, да у Федьки четверо. И о вас забота. Хочу, чтоб в своих постелях померли.

– Об нас-то не думай, – через силу произнес Павел, – нам уж все равно, где помирать.

К Роне подбежала Тамара. Она обняла мать за шею и в упор посмотрела на Ивана.

– Дядя Ваня, вы нас выгоняете?

– Томочка, – заволновалась Роня, – зачем ты?

Тамара дернула плечом.

– Только куда нам идти? Нас же отовсюду выгонят. Мама же так старалась, как же вы можете. Дядя Федя, дедушка! Как же вы можете!

На своей кровати всхлипывала Наталья, утирал рукавом лицо дед Павел.

– Ничего, ничего, – все повторяла Роня. – Вы только не волнуйтесь. И ты, Томочка, зачем же ты так? Нам дядя Ваня и дядя Федя только все хорошее делали. Я Фриде напишу, в Алымск. Я все объясню. Она поймет, она нас приютит. Наверное.

– Мамочка, а если нет?

– А вот если нет, тогда и думать будем, – Роня прижала к себе Тамару. – И все, давайте не будем больше про это говорить. Дети, ложитесь спать, а я в хлев, посмотреть, – Роня выбежала из избы.

Где взять силы, как выдержать?

Тамара никак не могла заснуть. Она ненавидела своих дядьев. «Предатели, предатели», – сквозь слезы повторяла она.

Утром, как рассвело, Роня прочитала документ подробно. Нет, братьев винить нельзя. Она перечитывала и перечитывала пункты и статьи.

– Намеченные к репрессированию арестовываются. Арест оформляется ордером.

– Аресту подлежат жены, состоявшие в юридическом или фактическом браке с осужденным в момент его ареста».

Все правильно, что она жена осужденного, пока никто не знает, но это только пока.

«– Аресту не подлежат беременные; жены осужденных, имеющие грудных детей, тяжело или заразно больные; имеющие больных детей, нуждающихся в уходе; имеющие преклонный возраст».

Слава богу, они здоровы. Оказывается, это может быть недостатком.

Фразы прыгали перед глазами, она никак не могла принять терминологию и согласиться с тем, что этот страшный документ может иметь непосредственное отношение к ней и ее детям.

«– После производства ареста и обыска арестованные жены осужденных конвоируются в тюрьму. Одновременно, порядком, указанным ниже, вывозятся и дети.

– Жены осужденных изменников родины подлежат заключению в лагеря на сроки, в зависимости от степени социальной опасности, не менее как 5–8 лет.

– Особое совещание рассматривает дела на жен осужденных изменников родины и тех их детей старше 15-летнего возраста, которые являются социально опасными и способными к совершению антисоветских действий.

– Социально опасные дети осужденных, в зависимости от их возраста, степени опасности и возможностей исправления, подлежат заключению в лагеря или исправительно-трудовые колонии НКВД, или водворению в детские дома особого режима Наркомпросов республик».

Роня старалась успокоиться и взять себя в руки. Что толку биться в истерике и жалеть себя? Все в ее жизни теперь возможно, нужно не бояться, нужно вникать и искать выход, и она читала еще внимательнее, практически заучивала наизусть.

– детей в возрасте от 1–1 1/2 лет до 3 полных лет – в детских домах и яслях Наркомздравов республик в пунктах жительства осужденных;

– детей в возрасте от 3 полных лет и до 15 лет – в детских домах Наркомпросов других республик, краев и областей (согласно установленной дислокации) и вне Москвы, Ленинграда, Киева, Тбилиси, Минска, приморских и пограничных городов».

Значит, попадут в детские дома.

«Дети в возрасте от 3-х до 15 лет принимаются на государственное обеспечение. В том случае, если оставшихся сирот пожелают взять другие родственники (не репрессируемые) на свое полное иждивение, – этому не препятствовать».

Только где взять этих самых родственников, которые не испугаются? Кто возьмет на себя ответственность?

Фрида с Соломоном приехали ровно через неделю. Сестры обнялись.

– Собирайся, Роня. Жить будешь у нас. Уж чем богаты. Я ничего не боюсь. Сама знаешь, Соломона тоже посадить пытались. А что с него взять, он же ничего не понимает. Помаялись с ним, помаялись да и отпустили.

Соломон с улыбкой стоял рядом с женой.

– Ну, чего встал? Времени, что ли, много? Давай вон с Бориской в школу дуйте, документы забирайте, а мы быстро вещи соберем. Билеты на поезд я на вечер уже купила. Раз ты здесь не ко двору, нечего и людей лишним днем напрягать.

Павел молча сидел за столом, наблюдая за скорыми сборами, Наталья всхлипывала в своем углу.

Вот и еще один переезд, этот дом не стал для Рони родным. И нельзя осуждать этих людей, время такое. Как бы она повела себя на их месте? Кто знает? Кто мог предполагать, что Фрида откликнется на ее крик о помощи, злючка Фрида, с которой только драки и можно было вспомнить. Как жить в этом мире, кому можно верить?

Женщины быстро собрали нехитрые пожитки, Боря и Соломон принесли документы из школы.

– Ну что, давайте прощаться, – собралась с силами Роня. – Мне у вас было хорошо. Не поминайте лихом.

Роня смотрела на двух согнутых очень старых людей. И сердце ее сжималось. Сегодня они не смогли защитить и отстоять ее семью. Только кто завтра защитит их? Что станет с ними после ее отъезда? Кто будет умывать и кормить Наталью, кто будет готовить и стирать на Павла? Но старики сделали свой выбор. Павел мог настоять, он был глава семьи. Его бы послушались. Роня видела, что он одним только взглядом мог руководить своими сынами. Значит, так тому и быть.