Елена Ронина - Три женщины [litres]

– Цехов четыре: подготовительно-раскройный, швейный, отделочный и контроль качества. Модели пока сами не разрабатываем, но знаешь, девицы наши хваткие и с такой выдумкой, опять же на учебу девушек отправляем, так что глядишь, и пятый цех откроем – экспериментальный. А пока модели и лекала к ним из Иркутска получаем. К лекалам приложен и примерный расход ткани на изделие. Но здесь, знаешь, всяко бывает. Иногда идем к Михалычу ругаться. Вот тебе ГОСТ, вот стандарт. А ткани не хватает или остается с избытком. Что делать, а? – Августа вопросительно смотрела на Роню.

– Что делать? Детям пальтишки пошить!

Разговор услышали другие девушки из цеха. Вокруг Рони с Августой начал собираться народ.

– Новенькая дело говорит, сколько мы про это талдычим. Не положено! Сверху распоряжений не дано, лекал нету! – Высокая девушка в ярком платке развела руками и встала опять руки в боки.

– Ладно, бабоньки, обрадовались, тему любимую подняли, – Августа нетерпеливо посмотрела на собравшихся. – А тебе, Зинаида, всегда больше других надо!

– Ну, а если ткань все равно остается, что с ней делаете? – Роня повернулась к Августе.

Августа мотнула головой.

– По ходу разберешься, дальше пошли.

И громко для всех:

– Митинг закончили! Работаем!

Роня и Августа переходили из цеха в цех.

– Гляди, для начала пойдешь работать в раскройный. Авдотьична! – крикнула что есть силы Августа. – Новенькая к тебе!

– Здесь для изделия ткани подбирают и рассчитывают в настилы, раскраивают, проверяют крой, комплектуют его. Авдотьична всему научит. А так смотри, вникай. Мы обычно девчонок меняем, с одной операции переставляем на другие. Всему должна научиться – и кроить, и отделывать. На обработку ли́сточки бокового кармана или, к примеру, прикрепление воротника поставим не раньше чем через год. Уж не обижайся. Наше предприятие передовое! Брак не гоним.

На манекенах в отделе контроля висели готовые женские пальто. Роня подошла поближе, погладила пальто, расстегнула пуговицы.

– А цвет почему такой?

– Какой – такой?

– Так серый, грязный!

Августа с интересом посмотрела на новую работницу.

– Это уж какой материал на эту партию получили. Наши девчонки тоже ругались, предлагали хоть пуговицы яркие пришить или, к примеру, воротничок из черного панбархата. Нет! ГОСТ! Ну да ладно, начинай работать. А вкус, я смотрю, у тебя есть!

Роня работы не боялась. Она боялась остаться без работы, не хотелось сидеть на шее у сестры. Молодая женщина в коллективе сразу пришлась ко двору, работящая, с юмором, и свою работу выполняла, и другим по мере возможностей помогала.

Семья Куртов жила дружно. И Роня с детьми их как будто не очень стеснила, во всяком случае, настроения не испортила.

Первыми уходили на работу Соломон и Григорий.

Грише исполнилось девятнадцать, и он уже как два года работал с отцом на железной дороге.

Высокий, красивый парень, Григорий был вылитый Соломон в молодости. Галка тоже походила лицом на отца. Фигурой, правда, пошла в мать, но маленькая еще, может, и выправится.

Роня вставала всегда самая первая. Грела воду для умывания, кипятила чайник, что-нибудь заваривала мужикам горячее. На целый день уходят, вернутся только к вечеру. А заодно и суп на обед на всю семью варила.

– Теть Ронь, у нас с твоим приездом прям санатория, – не раз говорил Григорий. – Мать нас так не балует.

– А чего вас баловать, мужики здоровые? На вас пахать и пахать. Роньке раз нравится, вот и пусть. У меня о жизни другие представления, – Фрида без ворчания не могла. И брюзжит, и брюзжит. «И чего ей не хватает?» – частенько думала Роня. Муж – души не чает, дети приветливые, воспитанные. Сын и дочь. Свой дом. Небольшой, но уютный. Нет, редко кто мог застать Фриду в хорошем настроении.

Быстро перекусив и переделав заодно кучу дел, Роня убегала на работу.

Фрида не работала никогда. На ней, по ее мнению, держался дом. И если она выпустит что из своего поля зрения, то дом рухнет.

Она всю дорогу ворчала, недовольно шпыняла детей по углам.

– От вас один мусор. Галка, как ты собираешься выходить замуж? Тебя никто не возьмет. Кровать застелить не в силах, – и Фрида все делала за дочь сама.

– Мам, давай я.

– Что – я? Что ты умеешь? Сейчас застелешь все буграми и на улицу усвистишь, а мне на это весь день любоваться? Нет уж, черт-те что будешь делать в своем доме, а здесь пока хозяйка я!

– Мама, почему тетя Фрида такая злая и за что ее только дядя Соломон любит? – шептала матери Тамара.

– Да что ты такое говоришь? – шикала в ответ Роня. – Где бы мы сейчас были, если бы не Фрида. Ох, Томочка, нехорошо, что я с тобой такие темы обсуждаю, только ты девочка уже взрослая. Какой выход у нас был? Фрида – наше спасение.

– Ага, и ты работаешь на нее, как рабыня. От зари и до зари.

Вот за такие слова Тамара получала уже от матери затрещину.

Хотя в чем-то она, безусловно, была права, уж как знать, в чужую душу не влезешь.

Да, Фрида знала, что Роня – помощница, знала, что и выбора у нее нет, и чувство благодарности за то, что руку протянула, детей спасла, всегда перевешивать будет. И хотелось Фриде вот это самое про себя знать. Именно она спасла, она помогла.

Все про нее говорят: Фридка – злюка, а она-то в душе совсем другая.

А Соломон ее действительно любил. Не просто любил, боготворил. «Фрейдочка моя», «цветочек» – иначе жену не называл. За проведенные вместе годы он сносно начал говорить по-русски, писать, правда, так и не научился.

Соломон не видел в жене никаких недостатков, его не раздражал ее ядовитый характер. На все ее вспышки он опять говорил про цветочек.

Над тихим Соломоном порою потешалась вся семья. Скажет что-нибудь невпопад, сделает не так.

– Все, пойду брошусь под трамвай. Вот только кепку найду.

Эта песня начиналась всякий раз после выпитых Соломоном двух стопок водки. Вообще-то он не злоупотреблял, но уж если выпьет, моментом начинал искать кепку.

– Никто меня здесь не любит, никому я не нужен.

– Гришка, кепку спрятал? – Семья заранее начинала готовиться к разговорам про трамвай.

Не найдя кепку, Соломон, всхлипнув в который раз, шел спать. Галка снимала с отца ботинки, укрывала его одеялом и гладила ласково по голове.

– Два цветочка. Meine Blumchen, – и Соломон спокойно засыпал.

В тот день завтракали всей семьей. Светило солнце, день был на редкость спокойный и радостный.

– Галка, открой окна, хорошо-то как сегодня. – Фрида разливала чай и непривычно всем улыбалась.

Бориска включил «тарелку» и подрегулировал громкость.

– От Советского Информбюро…

Слова не сразу дошли до понимания. Сначала голос, который пронзил, заставил замереть. Пришла беда. Страшная беда. Что, почему?