Кейт Куинн - Змей и жемчужина

— Ты имеешь в виду обязанности перед твоей новой любовницей Сильвией? — прошептала я.

Но Борджиа оставались на пристани, пока корабль Хуана не исчез из вида за поворотом реки. Тогда взгляд Родриго зажёгся, встретившись с моим, и, пока он, поднеся руку к глазам, смахивал слезу, я послала ему воздушный поцелуй.

Теперь, когда я официально была падшей женщиной, грешницей, шлюхой и тому подобное, люди с удовольствием говорили мне о бремени греха, которое лежало на моих плечах. В основном то были нищенствующие монахи и добродетельные женщины, которые куда больше волновались по этому поводу, чем я сама. Я не решалась сказать им, что не ощущаю на своих плечах никакого груза. Родриго был прав: с какой стати мне бояться адского пламени, уготованного для блудниц и прелюбодеек, если грехи мне отпускал сам Папа (между поцелуями)? Кто больше подходил для этой роли, чем сам наместник Бога на земле?

И имейте в виду, у любовницы есть свои обязанности. Жёны могут капризничать, выходить из себя, быть подверженными головным болям — а любовница всегда должна быть очаровательна, весела и готова развлекать своего любовника. К тому же жёны должны быть соответствующим образом одеваться и готовиться только к тому, что ждёт их днём, меж тем как я должна быть соответствующим образом одета и готова также и к тому, что ждёт меня ночью.

Если бы я была настоящею женой, Орсино наверняка уже устал бы от меня и докучал бы мне только раз в неделю. Он приходил бы в мою спальню, залезал бы на меня, чтобы быстренько, не снимая с меня ночной рубашки, всунуть в меня своё мужское орудие, а потом скатывался бы на спину и тут же начинал храпеть. Все знают, что мужьям надоедают их жёны, которые, собственно говоря, и не должны получать удовольствие от того, что их супруги делают с ними ночью. Но Родриго, хм... я невольно рассмеялась. Святой отец, скажем так, был не таким, когда дело касалось страсти. И к тому же я никогда не знала, когда он может прийти по подземному ходу из Ватикана в палаццо Санта-Мария. Если даже он не мог поужинать вместе со мною и Лукрецией, иногда он являлся в мою постель после полуночи на час или два, так что я всегда готовилась: меняла бархатное платье на полупрозрачную ночную рубашку, расчёсывала волосы с розовою водой, чтобы они лежали гладко, а не курчавились от того, что днём были заплетены в косы и заколоты шпильками, втирала в кожу пахнущий абрикосами крем (уделяя особое внимание пяткам и локтям) и только потом ложилась в свою шёлковую постель с занавесками и балдахином, понятия не имея, просплю ли я всю ночь или нет.

Но нынче я точно знала, что увижу своего Папу, поэтому больше, чем обычно, торопилась расчесать волосы с розовой водой и втереть в тело крем, только несколько минут поколебавшись над письмом, которое сегодня получила. Моя тощая служанка Пантесилея вытянула шею.

— О-о! Любовные письма, мадонна?

— Разумеется нет. Ты можешь идти спать, Пантесилея.

— А меня ждёт кавалер. — Она подмигнула мне и, явно пребывая в превосходном настроении, упорхнула. Я подождала, пока за нею затворится тяжёлая дверь, потом вновь вынула своё письмо. Теперь, когда мы с Пантесилеей отлично ладили и симпатизировали друг другу, она шпионила не за мною, а для меня, но кое-что я держала в секрете от всех. Например, то, что время от времени я получала письма от моего мужа.

Я сломала печать на письме и начала с трудом разбирать его детский почерк. Он писал письма собственноручно, и орфография у него была ещё более ужасающая, чем у Лукреции. Орсино писал мне, что всё у него было «харашо». И что он надеется, что у меня тоже всё «харашо». В Бассанелло была «харошая» охота; например, вчера он завалил аленя с «прикрасными витвистыми рагами. Погаваривали о фторжении французоф...».

Далее шли страницы, заполненные неуклюжими любезностями, как в предыдущем письме и в том, которое он писал до того. Я , вздохнув, поднесла письмо к свече и сожгла его дотла в мелком блюде, на котором я держала вымоченные в мёду миндальные пирожные Кармелины, вернее, держала бы её вымоченные в мёду миндальные пирожные, если бы не съедала их в один присест. Письмо обратилось в пепел, а я начала грызть ноготь большого пальца. Бедный Орсино; для чего он продолжает писать мне, если мы с ним не виделись со дня того неловкого совокупления в конюшнях? Если он желает меня недостаточно сильно, чтобы потребовать от меня приехать к нему или, если уж на то пошло, признать мою дочь (а она не от него!), то зачем же он пишет мне все эти письма? Я отвечала ему только из вежливости, посылая лишь самые, что ни на есть, короткие и официальные записки. Если бы Родриго узнал, он бы точно подверг моего молодого мужа пытке strappado, и я не шучу.

А может быть, он бы только насмешливо рассмеялся. Как бы то ни было, я не хотела, чтобы он знал.

— Привет, mi perla [89] Моя жемчужина (ит.). .

Услышав за спиною знакомый низкий, звучный голос, я улыбнулась. Сейчас у меня в Риме было уже много прозвищ, включая «La Bella», которое мне весьма льстило, и «Венера Ватикана», которое льстило мне более или менее, и «Христова невеста», которое мне нисколько не льстило, хотя Леонелло находил его таким уморительно смешным, что у меня порой закрадывалось смутное подозрение: а не выдумал ли он его сам. Но один лишь Родриго называл меня своей жемчужиной.

— Ваше Святейшество, — тихо проговорила я и задула все свечи, кроме одной. Потом я поднесла его руку к губам и поцеловала его папское кольцо. Он как всегда величаво кивнул и, подняв меня мускулистыми руками, отнёс в постель. Это он тоже проделывал всегда. Когда ты небольшого роста, мужчины всё время хотят взять тебя на руки и куда-то понести.

— Странно, — заметил Леонелло, когда я ему это сказала. — Лично меня мой малый рост привёл к несколько иным выводам.

Однако нынче мой Папа, похоже, был не склонен к занятиям любовью. Вместо этого он положил голову мне на грудь, рассеянно поцеловав ямку у меня под горлом, и я прижалась щекой к его голове и начала накручивать его чёрные волосы себе на пальцы.

— Ты думаешь сейчас о Хуане, — молвила я наконец.

— Хуан. — Родриго был сейчас лишь тёмным профилем в Мерцающем тусклом свете одной-единственной свечи; орлиный нос, выпуклая грудь и печальный голос. — Он уехал от меня, как и Педро Луис. Педро был так молод, когда... — Голос Родриго затих, как всегда, когда он говорил о своём первенце, родившемся в Испании и погибшем после своей первой военной кампании. — Говорили, что он был храбр, очень храбр, я тебе это говорил?

— Много раз.

— Хуан тоже храбр. Как Педро Луис. Из него выйдет великий кондотьер [90] Кондотьер — предводитель наёмного военного отряда — кондотты в XIV—XVI вв. в Италии, находившегося на службе какого-либо государя или Папы Римского. .