Илья Клаз - Белая Русь [Роман]

— Пришли!.. Господи, пришли!.. Царевы ратники пришли, господи!

Воевода поскакал к мосту и у реки встретился с передовым отрядом войска князя Трубецкого. Отряд вел полковник Тульчин. Не прошло и получаса, как через распахнутые ворота большого и малого валов проскакали ратники и возле городской ратуши спешились. А на площадь уже бежал люд. Бабы, обливаясь слезами, облепили Тульчина и, падая перед ним на колени, молили бога, чтоб дал здоровье царю-батюшке и русским ратным людям. Растолкав баб, мужики и ремесленники подхватили полковника и воеводу Воейкова на руки и понесли к церкви Успения. Худой и желтый старик дергал полу кафтана Тульчина.

— Пухли от голоду, батюшка, мерли, как мухи… Кладбище детками малыми выложили. И ждали тебя, батюшка, ждали…

— С ратными людьми в земляном валу и в остроге сидели в осаде февраля шестого числа… А Поклонский крест царю целовал и предал клятву свою!..

И посыпались жалобы и обиды на шановное панство, под гнетом которого стонал простой люд.

— Слава государю Ликсею Михалычу-у! — закричал замотанный окровавленным тряпьем ратник.

И вся площадь ответила многоголосо:

— Слава! Слава!..

— Долгие лета царю всея Руси!.. Сла-а-ва-а!

— На веки веков вместе с Русью!

— Под руку Ликсея Михалыча! — кричал ратник.

У Алексашки, стоявшего в толпе, сжалось сердце.

Внезапно ощутил, как застучала в виски кровь. Ему стало душно, и он растянул ворот рубахи. «Под руку Ликсея Михалыча…» — эта мысль не давала покоя все годы. Только и жил надеждой он, Алексашка, как и весь люд Белой Руси, что кончится вечное панство князей, помещиков, богатой шляхты, навсегда сгинет власть иезуитов. «Под руку Ликсея Михалыча…» Станут широко открыты дороги на Русь. Будут московские купцы возить в Полоцк, и Могилев, и Пинск, и другие города хлеб, кожу, блону, изделия из злата и серебра. Заказаны станут дороги для ворога. Не придут за полонянками крымские татары, не станут совершать набеги литовцы и немцы. А если и появятся на рубежах недруги — не даст русский государь в обиду ни белорусцев, ни черкасов. Встанут все единой, нерушимой семьей… «Под руку Ликсея Михалыча…» Не будет гонений на православную церковь, на веру. На всей Белой Руси начнется строительство храмов. А еще будет у белорусцев своя рада, как у черкасов. И объединятся все земли — Полоцкая, Могилевская, Новолукомльская под одно архиепископство, о чем думал и говорил дисненский игумен Афиноген Крыжановский.

И вдруг на площадь принесли новое радостное известие: черкасы пришли!

Люди бросились к воротам, побежали к Днепру. Там к песчаной отмели пристало пять байдак. Около сотни черкасов, вооруженных мушкетами и саблями, в синих шароварах и смушковых шапках, шли в город. Рослый и плечистый смуглолицый казак подошел к воеводе Воейкову и слегка поклонился.

— Наказной гетман Иван Золотаренко велел кланяться тебе…

После приветствий и расспросных речей о здоровье гетмана и воеводы на площади стало шумно. Повсюду слышался белорусский, русский и украинский говор. Над людским гомоном, над площадью, над городом плыл торжественный звон колоколов.

Алексашка с саблей на боку вертелся на площади, рассматривая русских ратников. Остановился возле рослого конника, с восторгом дивясь ладно подогнанной амуниции. В эту минуту его кто-то крепко схватил за руку повыше локтя. Алексашка повернулся и оцепенел, уставившись на гладко выбритое лицо, свисающие усы и оселедец. Смотрел и не мог вымолвить слова. Наконец вздохнул и прошептал:

— Любомир!..

— Я.

Любомир развел большие сильные руки и, обняв Алексашку, прижал к себе.

— Здравствуй, друже! Шел в Могилев и сердцем чуял: встречу! Верил, что ты жив.

— Жив. А многих давно нет…

Алексашка вспомнил Небабу, Ивана Шаненю, Гришку Мешковича, Фоньку Драный нос. Как из тумана, выплыли на мгновение и исчезли Устины глаза.

— Пойдем-ка из этой толчеи!..

От площади прошли улицей к валу, взобрались на него и сели на траву. Любомир глубоко вздохнул и посмотрел в глубокое, облитое солнцем небо. Несколько минут сидели молча. Этого времени Алексашке было достаточно, чтоб подумать о новой жизни, которая в тяжелых кровавых боях приходит на Белую Русь…

Илья Семенович Клаз родился 17 марта 1922 года в городе Могилеве в семье рабочего. Долгое время жил у родителей матери в деревне Заречье. Накануне Великой Отечественной войны учился в Минске, в педагогическом институте им. М. Горького. Тогда же и появились его первые стихи в институтском альманахе «Наша творчасць» и республиканской газете «Сталинская молодежь».

С первого и до последнего дня войны Илья Клаз на фронте. Был дважды ранен, участвовал в боях под Старой Руссой, Ригой, Варшавой, Берлином. В последние дни войны был прикомандирован к 150-й дивизии, которая штурмовала рейхстаг.

После войны вернулся в Минск. Работал в периодических изданиях. Долгие годы заведовал отделом редакции газеты «Лiтаратура i мастацтва».

Писатель работал преимущественно в историческом жанре. Им написаны исторические повести «Жарцы» (о 1812 г. в Белоруссии), «Подснежники» (о Кастусе Калиновском), «Простолюдин из Кричева» (время русско-турецкой войны).

В 1976 году был написан роман «Белая Русь», в котором изображается совместная борьба белорусских крестьян и казаков против панского гнета.

Умер в 1981 году.

Оконное стекло.

Толстый холст.

Кожаная обувь, вроде лаптей.

Речные суда.

Разбойник, вор.

После освободительной войны в 1654 г. Б. Хмельницкий назначил Гаркушу послом в Москву к царю Алексею Михайловичу.

Хлипень — старинное название Жлобина.

Петля (укр.).

Проклятая скотина (польск.).

Попробовали (укр.).

Приговор (укр.).

Повар (польск.).

Если б я не был королем, то был бы иезуитом (лат.).

Создатель ордена иезуитов.

Чья власть, того и вера (лат.).

Стоимость (бел.).

Помощник, адъютант атамана.

Ковры местного изготовления.

Хранилище (бел.).

Дурак (укр.).

Провинившемуся разрезали живот, конец кишки прибивали к дереву, а хлопа били кнутом и заставляли ходить вокруг дерева. Отсюда поговорка «вымотать кишки».