Владимир Бурцев - В погоне за провокаторами

И вот, через несколько дней после моего приезда, захватив с собой вещи, я поздно вечером пришел в Балабинскую гостиницу близ Николаевского вокзала, занял номер и заказал себе самовар. Когда мне его принесли, коридорный попросил паспорт.

Я ему ответил, что я — эмигрант, только что приехавший из-за границы, и что у меня паспорта нет. Коридорный, кому, очевидно, таких ответов никогда не приходилось слышать, выразил крайнее недоумение.

В гостинице я пробыл до 10 часов утра. Полиция не приходила меня арестовывать. Из гостиницы я вышел на Невский проспект и сейчас же увидел за собой усиленную слежку. На одной из улиц я завернул за угол, а затем быстро возвратился назад, так, чтобы лицом к лицу встретиться со следовавшими за мной сыщиками. Я подошел к одному из них и сказал: «Мерзавец!» Он отошел от меня, не сказав ничего.

Слежки за собой я в этот день более не видел.

Целых полтора-два месяца я продолжал жить в той же гостинице без паспорта.

Однажды утром, спускаясь с лестницы, я встретил околоточного надзирателя. Он очень вежливо сказал мне:

— Ведь у Вас нет паспорта, господин Бурцев?

Смеясь, я ему ответил, что я не торговый человек, а литератор и что паспорта мне не нужно, что со времени побега из Сибири у меня не было паспорта. Он возразил мне на это, что в России жить без паспорта нельзя и что мне необходимо выправить паспорт. Тогда я сказал ему:

— Так выдайте мне паспорт!

— А когда Вы можете прийти к нам? — спросил он.

Я ему ответил:

— Хоть теперь же!

И мы вместе пошли в участок. Там я продиктовал ему сведения о себе, и он выдал мне паспорт. Он понимал, что выдает паспорт под мою диктовку, так сказать, «на веру», без всяких документов. Он запнулся только в том параграфе, где надо было ответить на вопрос, холост я или женат. Я ему продиктовал: холост. Он несколько смущенно сказал:

— Так как же я могу Вам выдать такого рода удостоверение? Ведь всяко бывает… Вопрос деликатный…

Подумав, он написал: «Заявил, что холост».

По этому паспорту я потом продолжал жить в Петербурге и по нему же летом того же года получил заграничный паспорт.

…Во главе правительства в начале 1906 г. стоял Витте [76]. Как я потом узнал, он внимательно следил за моей деятельностью. В частном письме на его имя я снова повторил то же, о чем я ему писал до революции в Париже. Я снова предлагал ему открыто выступить против продолжавшегося террористического движения и защищать честный легализм, если он уверен, что правительство откажется от белого террора, и открыто вступить на путь реформ. Ответа от Витте не было, но мне недавно рассказали, как внимательно отнесся тогда Витте к этому моему письму.

Основание «Былого» в Петербурге — Моя переписка с Зубатовым — Встреча с Тихомировым — Борьба с провокацией

С моим приездом в Россию в конце 1905 г. для меня открылась впервые широкая возможность легальной литературной и издательской деятельности.

…Было решено начать издавать в Петербурге журнал «Былое».

…Благодаря «Былому» у меня завязались сношения с различными лицами, имевшими прямое отношение к департаменту полиции и к охранным отделениям. Одни, как Лопухин [77], приходили к нам явно, другие — тайно. Они давали мне чрезвычайно важные сведения и материалы.

В «Былом» была между прочим помещена статья М. Р. Гоца [78], где он сказал несколько жестких слов о Зубатове, с кем он юношей сталкивался как с революционером, и кто потом, как творец «зубатовщины», стоял во главе всего политического сыска.

Зубатов прислал письмо в редакцию «Былого» с разъяснениями и возражениями Гоцу. Я воспользовался этим письмом и завязал переписку с Зубатовым.

В своих письмах к Зубатову я, как редактор «Былого», убеждал его писать воспоминания и собирать материалы.

Конечно, через голову Зубатова я говорил со многими другими. Я знал, что мои к нему письма, во-первых, перехватывает полиция, а затем, что он сам докладывает о них кому нужно. Говорят, наша переписка была даже напечатана в ограниченном количестве для руководящих сфер. Мне хотелось всех причастных к департаменту полиции приучить к тому, что я, как редактор «Былого», для изучения истории революционно-общественного движения имею право обращаться за материалами ко всем и даже к ним — нашим врагам. Мне это надо было для того, чтобы создать нужную мне атмосферу для предпринятой мной борьбы с департаментом полиции и для того, чтобы удобнее было собирать материалы для «Былого».

Из своих сношений с Зубатовым я, конечно, ни от кого не делал никакой тайны. Мои товарищи отговаривали меня от этой переписки и тем, что Зубатовы мне могут дать ложные сведения, и тем, что, поняв цель этой моей переписки, полиция меня арестует и т. д. Но эти предостережения меня не останавливали, и я продолжал свою переписку с Зубатовым.

В департаменте полиции вскоре заинтересовались моей перепиской с Зубатовым, и во Владимир к нему был послан специальный чиновник для его допроса. Зубатов этим был сильно встревожен, и ему тогда пришлось пережить немало неприятностей в связи с перепиской со мной. В своем последнем письме, когда я еще был в Петербурге, присланном с особыми предосторожностями, чтобы оно не попало жандармам, Зубатов умолял меня перестать писать ему. «Не губите меня и не губите себя», — писал он мне. В ответ на это я писал Зубатову:

«Вот какие, с божьей помощью, наступили теперь времена: Зубатов боится, чтобы Бурцев не скомпрометировал его своей перепиской!»

Но я не оставил в покое Зубатова и тогда, когда уехал за границу. Я и оттуда писал ему письма, и он мне иногда отвечал, хотя чуть не в каждом письме умолял прекратить переписку, чтобы не губить его. Часть этой переписки, представляющей, несомненно, большой интерес, я еще до революции опубликовал в «Былом».

В 1916 году, приехав в Москву, я явился на квартиру к Зубатову, но не застал его дома. Видел, кажется, его сына и просил сказать ему, что хочу повидать и буду телефонировать. Вечером я ему телефонировал. Зубатов мне ответил:

— Поймите, Владимир Львович, что я видеться с вами не могу! Это опасно и для меня, и для вас!

Так я его и не видел. При первых известиях о революции в марте 1917 г., чтобы не отдаться в руки революционеров, Зубатов застрелился.

…Приехав однажды в Москву, я написал письмо Л. А. Тихомирову и попросил с ним свидания. Я у него бывал несколько раз. Он поразил меня и своей религиозностью, и своим ханжеством. За едой он крестился чуть ли не при каждом куске, который клал в рот.

В разговоре со мной Тихомиров ответил мне на многие вопросы о Народной Воле, которые меня занимали. Я ему между прочим поставил вопрос о том, какое участие принимал в составлении письма ЦК партии Народной Воли к Александру III в 1881 г. Михайловский [79]и не он ли писал это письмо?