Владимир Бурцев - В погоне за провокаторами

— Можете представить: то, что успели проверить, оказалось верным! Все ли верно — мы узнаем потом, во всяком случае Ваш источник заслуживает полного внимания.

У меня от сердца отлегло.

С тех пор я еще внимательнее стал расспрашивать Бакая, но тем не менее каждое новое его сведение я с тревогой передавал заинтересованным лицам.

Аресты среди эсэров летом 1906 г. — Встреча с Азефом на улице в Петербурге — Первое подозрение против Азефа в провокации

Я стал просить Бакая в разговорах с его знакомыми охранниками ставить им нужные для меня вопросы и стараться получить на них нужные для меня ответы. С этого рода поручениями Бакай, по моим просьбам, бывал у заведующего политическим сыском Доброскока [87], ездил во Владимир к Зубатову, разговаривал с своим непосредственным начальством и т. д. Потом мы вместе с ним расшифровывали их ответы.

Так, например, я просил Бакая задать вопрос Доброскоку, почему такие-то террористические акты были удачны, несмотря на агентуру, которой он всегда хвастался? Доброскок на это ответил, что эти удачные террористические акты произошли только благодаря тому, что в это время их агента не было в Петербурге. Это его указание потом было очень полезно для моих расследований.

Мои сношения в продолжение нескольких месяцев с Бакаем и с некоторыми другими, кто знакомил меня с политическим сыском, сильно обогатили мои сведения о департаменте полиции, и я приступил к разоблачению провокаторов.

Более всего меня занимал вопрос о провокации среди эсэров, так как она могла быть особенно опасна для всего освободительного движения, и я занялся ее изучением.

Летом 1906 г. было много арестов среди террористов. Их объяснили случайностью, внешней слежкой и т. д. Меня эти объяснения не удовлетворяли и во всех этих провалах я чувствовал присутствие провокации. Сведения Бакая позволили мне говорить об этом уверенно. Я был убежден, что провокация среди эсэров гнездится гораздо глубже, чем это думали.

Однажды после работы в редакции «Былого» я отправился гулять и шел по Английской набережной. В этот раз я забыл даже посмотреть, есть ли за мной слежка или нет. Вдруг издали увидел, что навстречу мне на открытом извозчике едет Азеф со своей женой. Лично с Азефом я не был знаком, но его роль в партии эсэров мне вообще была хорошо известна. Я знал, что он стоит во главе Боевой Организации. Еще незадолго перед этим я был в Териоках и встретил на улице Азефа в таком же костюме, в каком он был сейчас.

С женой Азефа я был хорошо знаком, и я пришел в ужас от мысли, как бы она не вздумала со мной поздороваться. Я прекрасно сознавал, что если за мной идут сыщики и жена Азефа вздумала бы со мной поздороваться, то, конечно, эта наша встреча могла бы кончиться роковым образом.

Как часто бывает в таких случаях, мысль работала быстро, картина менялась за картиной, предположение за предположением. Решать надо было быстро. Я дал ей знать глазами о своей тревоге и, не оборачиваясь в ее сторону, пошел дальше. Пройдя довольно порядочно, я как бы нечаянно уронил газету. Обернувшись, я стал ее поднимать и в то же время посмотрел туда, куда уехал извозчик. К ужасу моему, я увидел, что на пустынной на этот раз набережной извозчик, на котором только что ехали Азефы, остановился, вокруг него стояла толпа и к ней быстро шел городовой. Я был уверен, что произошла катастрофа, и решил вернуться и подойти к толпе. В толпе я не увидел Азефа. Как оказалось, произошел какой-то обычный уличный скандал, кого-то задерживали, и извозчик остановился, как и другие, посмотреть на это зрелище. Я стал глазами искать, куда могли деться Азефы. Я зашел, между прочим, на пароходную пристань и увидел, что оба они стояли около кассы в хвосте, дожидаясь билетов. Тут только я почувствовал облегчение и понял, что моя тревога была напрасна. Я прошел мимо жены Азефа, дал ей понять, что все благополучно и, не здороваясь, ушел.

Я не сейчас вернулся в редакцию и продолжал гулять по улицам; я радовался, что этот инцидент, который мог дорого обойтись, прошел благополучно.

Но передо мной вдруг встал очень серьезный вопрос:

Если я издали увидел Азефа и так легко узнал его, то как же сыщики, которые, конечно, знают его в лицо, могут его не узнать, когда он так открыто бывает в Петербурге?

Этот вопрос с того дня приковал к себе мое внимание.

Я решил, что Азефа не арестовывают, по всей вероятности, потому, что полиции невыгодно его арестовать: например, потому что около него есть сыщик-провокатор, который получает через него нужные сведения. С тех пор я стал искать около Раскина Азефа. Я даже просил передать Азефу, что его, по моему мнению, не арестовывают, очевидно, именно потому, что около него есть какой-нибудь провокатор и он, Азеф, потому является нужным человеком для жандармов.

Сколько я ни перебирал фамилий из известных мне эсэров-боевиков, кто из окружающих Азефа мог бы оказаться Раскиным, я ни на одной фамилии не мог остановиться. Ни личные качества, ни их биографии, ни сведения об их отсутствии или присутствии в Петербурге во время бывших террористических покушений не позволяли мне ни на одну минуту остановиться на вопросе — не он ли тот провокатор, которого я ишу? За все время расследования дела Азефа я ни разу не высказал ни одного ошибочного предположения ни на кого из эсэров, что он, может быть, и есть Раскин.

Но вот однажды, перебирая все известное мне лично об Азефе, я вспомнил кое-что, что меня всегда заставляло избегать с ним знакомства.

Как-то, неожиданно для самого себя, я задал себе вопрос: да не он ли сам этот Раскин? Но это предположение мне тогда показалось столь чудовищно нелепым, что я только ужаснулся от этой мысли. Я хорошо знал, что Азеф — глава Боевой Организации и организатор убийства Плеве, великого князя Сергея [88]и т. д., и я старался даже не останавливаться на этом предположении. Тем не менее, с тех пор я никак не мог отделаться от этой мысли, и она, как какая-то идея, всюду меня преследовала.

Выходя из предположения — Раскин не Азеф ли? — я с этой точки зрения стал рассматривать все, что знал о деятельности эсэров за последние годы. Когда я с тех пор расспрашивал террористов о причинах удач и неудач бывших террористических покушений, я, незаметно для них, ставил вопросы, касающиеся Азефа, и, между прочим, о том, где он бывал в это время.

Я нередко должен был невольно признаться самому себе, что чем я больше отмахивался от обвинения Азефа, тем оно делалось для меня все более и более вероятным.

Арест Бакая и обыск в редакции «Былого» — Мой отъезд из России — В Париже — В Финляндии — Встреча с Траубергом — Устройство побега Бакаю