Борис Костюковский - Главный университет. Повесть о Михаиле Васильеве-Южине

И Антонов, и Лебедев ответили тут же:

— Правильно!

— В таком случае, — объявил Минин, — мы выходим из Совета.

— И мы, — поддержал Чертков.

— Ну что ж, скатертью дорога.

Южин почувствовал усталость. Все-таки сказывалось напряжение сегодняшнего дня.

— Владимир, — обратился он к Антонову, — ты уж, пожалуйста, проведи сегодня совещание с нашими товарищами — членами военной секции и железнодорожниками. Пусть снесутся с гарнизоном и держат порох сухим. А сейчас нужно сообщить о том, что произошло, городскому комитету партии.

Решение комитета РСДРП (б) было единодушным: поведение Васильева, Антонова и Лебедева одобрить. Установить дежурство ответственных членов комитета в исполкоме, на предприятиях и в полках. Созвать 26 октября экстренное заседание Совета депутатов вместе с представителями профсоюзов и фабзавкомов.

А вечером обессиленный Южин отправился на экстренное заседание думы. Он еще раз убедился, что предательству меньшевиков и эсеров нет предела. Они создали орган для поддержки Временного правительства — «Комитет защиты революции», и беспокойный, горячий и вспыльчивый Мицкевич заявил от имени большевиков:

— Этот комитет правильнее назвать «Комитетом защиты от революции», и большевики в него не войдут!

Мария уже несколько дней не видела мужа. он прислал товарища сообщить: как только улучит минуту, забежит домой. Мария понимала — сейчас самые решающие дни.

Он тоже понимал это. И за бесконечными делами и заботами вспоминал свой последний разговор с Владимиром Ильичей Лениным. Прощаясь после съезда Советов, Владимир Ильич спросил:

— Вы, батенька, говорят, еще один университет закончили… И языки освоили. Это прекрасно. Но не кажется ли вам, дорогой друг, что наш главный университет — революция и что всем нам предстоит овладеть еще одним языком — языком пролетарской диктатуры? Не эти ли дна должны стать наиболее строгими и бескомпромиссными, оценку за которые выставит история, выставит будущее?

Да, выдержать этот экзамен непросто.

Южин понимал, что главные бои еще впереди, что это только начало.

Выстрелов не было. Да и нужны ли они, если цель достигается пока мирными средствами?

И все-таки уже сегодня грозили войной три эсеровских офицерика — они считали себя лидерами солдат. Это все тот же Понтрягин, демагог и политикан, давно растерявший свой авторитет, это жаждущие власти Неймиченко и Диденко. Когда началось заседание военной секции, которой руководил молодой подпоручик Соколов, они отсутствовали. Это обеспокоило Южина: значит, что-то замышляют «господа офицеры». Не окажется ли этот юный Соколов под их влиянием?

Они пришли с большим опозданием и с генеральским видом объявили о своем решении создать «военную диктатуру».

Южин понял: этот ход эсеровских лидеров прикрывается милым лозунгом — «избежать кровопролития».

— Отлично! — воскликнул Южин. — И на кого же будет опираться ваша диктатура? Разве вы не знаете, что большинство рабочих и солдат — за Совет? Кому же вы собираетесь диктовать, господа диктаторы?

Колонное здание консерватории служило в те дни местом пленарных заседаний Совета. Именно здесь, в присутствии рабочих и солдат, их депутатов и представителей, и решили Антонов и Васильев дать бой новоявленным диктаторам.

И уже при первом голосовании фамилии эсеровских лидеров были освистаны.

— Вот вам и вся диктатура, — сказал Южин Понтрягину.

Но тот решил не сдаваться. Он предъявил ультиматум, грозя союзом с генералом Калединым. А в ответ неслись выкрики:

— Долой предателей!

— Стащить с трибуны!

— Вей наполеончика!

И вот уже на трибуну поднимается Антонов.

— Вы лжете, вы хотите самым подлым образом обмануть рабочую и солдатскую массу. Это вам не удастся. Солдаты, кто из вас против восставших рабочих и солдат Петрограда? Никто! Кто из вас против власти Советов? Таких тоже нет! А может, и есть, да не посмеют сказать об этом. Кто за Совет? Кто за рабочую и солдатскую власть?

И тысячи рук взметнулись ввысь, и прогремело в этом консерваторском здании тысячеголосое «ура».

— Я так и знал, — продолжал Антонов. — Вот вам и ответ Совета. Да здравствует восставший пролетариат Петрограда! Да здравствуют саратовские рабочие!

Южин видел, как вскочили с мест меньшевики и эсеры. Уходят!

— Теперь пошли в дом губернатора. Будем исполком проводить. К утру все должно быть ясно.

Шел четвертый час ночи.

Темны, хоть глаз коли, осенние саратовские ночи. Небо закрыто свинцовыми тучами, и ни луны, ни звездочки на всем огромном небосводе. Обычная ночь на исходе октября над туманной, тронутой первыми студеными ветрами Волгой…

Обычная? Нет, потому что утром для Саратова настанет новое время. Потому что на этом исполкоме будет избрано исполнительное бюро — олицетворение новой власти, будет назначен новый начальник гарнизона — сочувствующий большевикам штабс-капитан Петр Карпович Щербаков, смещен губернский комиссар Топуридзе и заменен Лебедевым, принят написанный рукой Михаила Ивановича Васильева-Южина «Приказ № 1» Саратовского Совета рабочих и солдатских депутатов.

Примчавшийся в Совет Мицкевич был взволнован: дума решила дать бой Советам.

— Да расскажи толком, что произошло?

— Дума решила объявить себя центром всей городской власти. Журналист Диев прочитал телеграмму, что, мол, Керенский идет на Петроград, и подняли головы всякие чертковы…

— Так вот почему на Совете меньшевики кричали о том, что власти большевиков приходит конец, — зло заметил Южин.

Обыватель терялся. Кому же верить? За кем идти? Не прогадать бы…

Вот висит на стенке приказ большевиков: «Всем служащим в правительственных и общественных учреждениях оставаться на своих местах и беспрекословно подчиняться распоряжениям Саратовского Совета и его органов…»

Кажется, ясно сказано. Так нет же! Дума требует своего, и ее призыв висит на той же стенке: «Дума призывает всех солдат и офицеров, всех способных к ношению оружия рабочих и граждан явиться с оружием или без такового в здание городской думы…»

Так все-таки — оставаться на своих местах или явиться в думу? И сколько в думе может помещаться народу? А тут еще третье объявление:

«Для защиты революции и верховных прав народа все граждане города Саратова, способные носить оружие, все воинские части, солдаты и офицеры, не состоящие при частях, обязаны немедленно же явиться в городскую управу и предоставить себя в распоряжение Комитета спасения революции, образованного при городском самоуправлении».

Так кого же слушать?

Топуридзе не дремал. Он разослал телеграммы казачьим подразделениям, дислоцированным в Балашове, Ртищеве, Елани, Баланде, с требованием прибыть на станцию Разбойщина для подавления большевистской власти в Саратове. Диденко захватил военный склад и увез оттуда несколько сотен винтовок и патронов… На подступах к думе юнкера соорудили баррикады.